22  

Малокровная, лет тридцати женщина в переднике, весело ссутулясь, открывала его дверцу — так, что я мог видеть содержимое.

В морозильнике был лед, литровая упаковка ванильного мороженого и коробка креветок. Секцией ниже хранились яйца, масло, сыр «камамбер» и бескостная ветчина. В третьей секции лежала рыба и куриные окорочка, а в самом нижнем отделении — помидоры, огурцы, спаржа и грейпфруты. Дверные отсеки содержали по три больших бутылки кока-колы и пива, а кроме того — пакет молока.

В ожидании ее выхода я облокотился на руль и размышлял, в каком порядке я все бы это слопал. По любому выходило, что мороженое в меня уже не влезло бы. А отсутствие приправ было и вовсе смерти подобно.

Она появилась в начале шестого, одетая в розовую рубашку с короткими рукавами и белую мини-юбку. Волосы были собраны сзади в пучок. За неделю ей будто прибавилось года три — виной тому могла быть прическа, а может очки, которых раньше на ней не было.

— Что за ливень! — сказала она, усаживаясь в машину и нервно оправляя юбку.

— Промокла?

— Немножко.

Я достал с заднего сидения пляжное полотенце, забытое там после бассейна, и подал ей.

Она вытерла им лицо, волосы — и вернула мне.

— Я тут недалеко кофе пила, когда полило. Просто наводнение какое-то!

— Зато чуть прохладнее стало.

— Да уж…

Она высунула руку в окно, определяя температуру. Между нами что-то было не так.

Что-то разладилось по сравнению с последней встречей.

— Как съездила? — спросил я.

— Да никуда я не ездила. Я тебе наврала.

— Зачем?

— Потом расскажу.

34

Иногда случается, что я вру.

Последний раз это было в прошлом году.

Врать я очень не люблю. Ложь и молчание — два тяжких греха, которые особенно буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем — или молчим.

Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили — причем, только правду и ничего кроме правды — то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность…

* * *

Осенью прошлого года мы с моей подругой забрались в постель, а потом ужасно проголодались.

— Еда какая-нибудь есть? — спросил я.

— Сейчас поищу, — ответила она.

Как была голая, она открыла холодильник, нашла там старую булку, сделала на скорую руку сэндвичи с колбасой и листьями салата, приготовила кофе и принесла все это мне. Дело было в октябре, ночи стояли прохладные. Когда она залезла обратно в постель, то была окоченевшей, как банка консервированного лосося.

— Жаль, горчицы не оказалось…

— Первый класс!

Завернувшись в одеяло и уплетая сэндвичи, мы смотрели с ней по телевизору старый фильм, «Мост на реке Квай»17.

В самом конце, когда мост взорвали, она издала стон.

— Зачем же они его строили, старались? — и она ткнула пальцем в Алека Гиннесса, остолбеневшего в своем недоумении.

— Это был для них вопрос чести.

— Хм, — с набитым ртом она на некоторое время задумалась о человеческой чести. Так было всегда — что там делалось у нее в голове, я даже вообразить не мог.

— Слушай, а ты меня любишь?

— Конечно.

— И жениться хочешь?

— Что, прямо сейчас?

— Когда-нибудь… Попозже.

— Хочу, конечно.

— Ты мне такого не говорил, пока я сама не спросила.

— Ну, забыл сказать…

— А детей ты сколько хочешь?

— Троих.

— Мальчиков или девочек?

— Двух девочек и мальчика.

Она проглотила кофе с остатками сэндвича и внимательно всмотрелась в мое лицо.

— Врун!

Так она сказала.

Хотя это было и не совсем верно. Покривил душой я только в одном.

35

Зайдя в маленький ресторан недалеко от порта и слегка перекусив, мы заказали «Блади Мери» и бурбон.

— Хочешь узнать правду? — спросила она.

— А вот в прошлом году я анатомировал корову, — сказал я.

— И что?

— Вскрыл ей живот. В желудке оказался ком травы. Я сложил эту траву в полиэтиленовый пакет, принес домой и вывалил на стол. И потом, всякий раз, когда случалась неприятность, смотрел на этот травяной ком и думал: «И зачем это, интересно, корова снова и снова пережевывает вот эту жалкую, противную массу?»

Она усмехнулась, поджала губы и посмотрела на меня.

— Поняла. Ничего не буду говорить.

Я кивнул.

— Только одну вещь хочу спросить. Можно?

— Давай.

— Почему люди умирают?

— Потому что идет эволюция. У отдельных особей нет энергии, которая ей нужна, поэтому она осуществляется через смену поколений. Хотя это не более, чем одна из теорий.


  22  
×
×