20  

У любви, как у пташки, крылья,

Ее нельзя никак поймать.

Тщетны были бы все усилья,

Но крыльев ей нам не связать.

Все напрасно — мольба и слезы,

И страстный взгляд, и томный вид,

Безответная на угрозы,

Куда ей вздумалось — летит.

Любовь! Любовь! Любовь! Любовь!

Альдо от души расхохотался. Ну, как же, певица, вселившаяся в ночи в номер Адальбера! А он о ней и забыл, но, судя по раскатистым голосовым переливам с первых же нот «Хабанеры» из оперы «Кармен», это была женщина дородная, и он подумал, что такие встречаются что-то уж слишком часто среди оперных примадонн. Предположив, что она тоже примадонна, нетрудно было догадаться, как бы она отреагировала, если бы ночью он разбил окно ее номера, пытаясь пробраться внутрь. Но все же голос был отменный, очко в ее пользу, и, несмотря на то что от неожиданности он даже порезался, он, бросив бритье, прошел в комнату, чтобы было лучше слышно. Наверняка она приехала на гастроли или за ролью в опере, и он даже на секунду пожалел, что отъезд помешает ему послушать ее на сцене. Но, быть может, она когда-нибудь приедет в Венецию в «Ла Фениче»? [29]

Спустившись в холл, Альдо хотел было спросить у портье имя певицы, но того на месте не оказалось, и он направился к швейцару, чтобы попросить его вызвать экипаж. Обычно он предпочитал ходить по городу пешком, чтобы почувствовать душу неизвестного места, смешаться с его толпой, услышать его звуки. Но сейчас, экономя время, князь решил сразу отправиться в Цитадель. Там, со смотровой площадки открывался великолепный панорамный вид на Каир и окрестности.

— Твоя права, — одобрил его решение возница в синей галабии с красными помпонами. — Первый раз твоя должна смотреть сверху. Потом будешь выбирать.

Взвился кнут, но тут же и опустился, даже не коснувшись лошади, и коляска покатила по забитой народом улочке, посреди разношерстной толпы. Альдо показалось, что он попал в самый центр муравейника, в котором спокойно продвигался его экипаж.

И вдруг, как будто из недр толпы, вынырнула Цитадель, возведенная Саладином на скалистом уступе еще в XII веке. Она будто бы гордо рвалась ввысь, в синее небо, напоминая о славном воинственном прошлом и словно оправдывая название города: «Победоносный». Цитадель олицетворяла империю, завоеванную Великим султаном: высокая и величественная, она как будто парила в воздухе, подобно знаменитым замкам, возведенным во времена Крестовых походов. Над ней возвышался четко очерченный купол в обрамлении четырех минаретов, позолоченный утренним солнцем. Это была мечеть Мухаммеда Али, из которой доносилось монотонное жужжание молитвы. Вход туристам туда был воспрещен.

Бедным туристам не так-то просто было посетить многочисленные достопримечательности: замок, мечети, дворец, охраняемый стражниками, саму Цитадель с домиками, похожую на город в городе. Но Альдо и не стремился осмотреть все сразу. Он хотел только одного: окинуть взглядом раскинувшуюся перед ним египетскую столицу, утопающую в роскошных одеждах. И, сойдя с экипажа, он лишь приблизился к краю огромной террасы, не слушая объяснений на смеси английского с арабским, которыми пытался потчевать его возница. Зрелище говорило само за себя.

Песочно-желтый Каир с вкраплениями зеленой листвы, пересеченный широкой голубой лентой Нила, раскинулся, подобно ковру, до самого горизонта, очерченного с одной стороны Пирамидами и Сфинксом Гизы [30], а с другой — развороченными горами, на протяжении веков превращавшимися в карьеры для вдохновенных строителей.

Рядом раздались щелчки фотоаппаратов группы американских туристов, они громко голосили, восхищаясь видом города. Спасаясь от них, Морозини поспешил на другой конец террасы. Там стояла только какая-то молодая женщина или, скорее, даже девушка, если судить по тонкой талии, задрапированной в белое полотно, под балдахином широкополой соломенной шляпы, откинутой с лица на спину. Она тоже любовалась пейзажем. Повернувшись к солнцу спиной, девушка сняла черные очки и слегка покусывала их дужку. Опасаясь помешать ей, как и ему только что помешали туристы, он не стал подходить ближе. Но она сама обернулась к нему, обнаружив тонкое смуглое лицо, на котором сияли глаза такой небесной голубизны, что они казались совершенно прозрачными. Волосы цвета воронова крыла окружал четкий ореол полей соломенной шляпы... Кто она? Египтянка, чья прапрабабушка согрешила с викингом? Но, как бы то ни было, она была удивительно хороша, но Альдо даже не успел как следует рассмотреть ее лицо. Сдвинув брови, она вновь нацепила дымчатые очки, отвернулась от него и гордо направилась к темному своду у выхода. Пусть он ничего не сделал и даже не сдвинулся с места, но все равно помешал...

  20  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×