113  

– Это что-то новенькое. Почему?

– Какой мужчина согласится иметь дело с женщиной, которую носит бог знает где? Которая так легко лжет?

– Я начинаю думать, – разозлившись, закричал Франсуа, – что вы все здесь сошли с ума! Этот проклятый замок помутил вам разум, и вы считаете возможным судить обо всех со своей колокольни. Вы вообразили себя феодалами, которые закрылись в башне и не желают общаться с подданными. Вы, видно, забыли, что хозяином замка, как бы вам это ни нравилось, является господин Этьен и что, если бы мадам Гортензия захотела, она бы от имени сына выкурила вас отсюда в два счета. Она имеет на это полное право. Что касается Жана, если вы его увидите в ближайшие дни, передайте ему, Годивелла, что я считал его более разумным и более добрым. И более смелым! Он что, боится встретиться и посмотреть в глаза женщине, которую обвиняет во всех смертных грехах? Во всяком случае, я ему ничего не сделал, и он мог бы хоть меня навестить. Мне надо сказать ему пару слов…

– Я ему все это передам.

Франсуа ушел, хлопнув дверью, а перед глазами все еще стояла Годивелла у очага. Руки были скрещены на груди, губы плотно сжаты, как будто она боялась сказать что-то лишнее или неблагоразумное.

– Это продлится недолго, – закончил Франсуа свой рассказ. – Мне кажется, там разыгрывается какая-то драма.

– Какая драма? – устало переспросила Гортензия. – Страстная любовь, которую питает Жан к старому замку, воплотившему все его мечты, соединилась со страстной преданностью Годивеллы покойному маркизу. Только и всего! Они вдвоем пытаются возродить страшную легенду Лозарга о последнем владельце, столь похожем на первых сеньоров, настоящих диких зверей, которых охраняли тоже дикие звери, такие, как волки Жана. В этой легенде мне нет места, и Жан воспользовался первым же предлогом, чтобы отдалиться от меня. Возможно, он никогда и не любил меня так, как ему казалось… и как казалось мне…

Ее голос вдруг зазвенел при последних словах как хрусталь, ударившись о камень. Во взгляде Франсуа отразилось сочувствие.

– Вам не удастся меня в этом убедить. Жан вас любил и… продолжает любить по-прежнему. Может быть, еще сильней. Может быть, как вы сказали, он решил жить на горячо любимых развалинах, подобно дикому зверю, и не хочет, чтобы вы оказались в нищете. Ведь вы привыкли жить в роскоши, и у вас есть хороший домик.

– Я не признаю за ним права решать за меня, – жестко сказала молодая женщина. – Может быть, чтобы жить рядом с ним, я соглашусь жить в лишениях…

– Но он-то не согласен с тем, чтобы вы терпели трудности. Потому что любит вас.

– Так что же мне делать?

– По правде сказать, не знаю. Мне кажется, будет лучше еще подождать, время все решит. Жан не выдержит, зная, что вы так близко и что вы ждете его…

– Да услышит вас господь!

Но прошло еще несколько дней, а из замка не было никаких вестей. Гортензия старалась жить обычной жизнью, думая, что рутина повседневности успокоит ее, но на сердце у нее было все тяжелее. И росло возмущение. Если ее в чем-то обвиняют, она должна иметь право на защиту, а Жан окружил ее стеной молчания, и она начала задыхаться.

Развязка наступила в первых числах октября.

Дело было уже к вечеру. Вместе с Жанеттой Гортензия готовила лучшую комнату дома для каноника Комбера, который должен был завтра приехать. Они достали из шкафа самый красивый комплект постельного белья из тончайшего полотна, благоухавшего лепестками роз, которые в мешочках были разложены в шкафу. На кухне Клеманс, которая знала о некоторой слабости к яствам этого достойного служителя церкви, готовила петушка в вине и месила тесто для пирога с рыбой, главную составную часть которого утром принес Франсуа. Приготовления оживили дом, и это было полезно Гортензии. Кроме того, она любила каноника и была рада его приезду.

Она осматривала приготовленную для него комнату, чтобы убедиться, что ничего не забыто, когда пришла очень взволнованная Клеманс и сказала, что с ней хочет поговорить Пьерроне.

– Видно, что-то важное, – добавила она. – Мальчишка пришел пешком, и у него такое лицо, как будто что-то случилось. Я угостила его пирогом и поставила кувшинчик вина, чтобы он пришел в себя…

Больше не слушая ее, Гортензия кинулась к лестнице, подобрав юбки, и влетела в кухню, где за столом сидел юноша и за обе щеки уплетал пирог. Франсуа, который принес с огорода корзину с овощами, стоял возле него и наблюдал с уважением, присущим всем, кто работает на земле, за тем, как он ест. Увидев входящую Гортензию, мальчик встал, все еще держа на кончике ножа кусок пирога.

  113  
×
×