Сделка с дьяволом

– Так вот чего вы добивались у короля! – рассмеялся он. – Мои поздравления! Прекрасная работа. Я, заметьте, был готов к чему-то в этом роде. Эта странная встреча в Тюильри, королевский эскорт и столь долгое ожидание, пока я не увидел, как вы выходите из дворца… Значит, вы собирались отнять у меня главное оружие? И вы выиграли бы бой, а я бы даже ни о чем не догадался? Вы, наверное, собирались поскорее убраться из Парижа?

– Это еще не решено, – поспешила заверить Гортензия, испуганная нотками закипающей ярости, которые она уловила в его голосе. – Прошу вас, отдайте мне бумагу. Вы должны понять, как я ей дорожу!

– Как бы не так, я и не собираюсь ее вам возвращать.

– Умоляю вас, Фелисия и так слишком долго страдала. Дайте ей вернуться к жизни! Вам это письмо ничего не даст. Ведь я была у короля не одна…

– Но если вы не явитесь завтра в Ля Форс, освобождение будет отсрочено? Как мне хочется бросить бумагу в огонь!

– Нет!

Вопль Гортензии прозвучал так пронзительно, что его, наверное, было слышно во всем доме. Лицо молодой женщины залил лихорадочный румянец.

– Что вы хотите за эту бумагу? – охрипшим голосом спросила она.

Он улыбнулся своей волчьей улыбкой. Королевское помилование трепетало у него в кончиках пальцев от жара камина. Еще чуть-чуть, и пламя уничтожит драгоценное письмо, плод стольких усилий! Все надежды пойдут прахом, так как повторного помилования будет добиться почти невозможно.

– Что вы хотите взамен? – повторила она.

– Ничего более того, что я уже сказал. Я хочу вас. – Раздавленная страхом и стыдом, Гортензия опустила голову, отчаянно гоня от себя образ Жана, чтобы думать только о Фелисии, томящейся в тюремном застенке в ожидании освобождения, которое, может быть, никогда уже не придет…

– Что ж, будь по-вашему, – вздохнула она. – Я не буду сопротивляться. Только, ради всего святого, уберите бумагу подальше от огня!

Батлер улыбнулся еще шире, его зеленые глаза сверкнули торжеством.

– Вы правы, эта бумага действительно бесценна, поскольку благодаря ей вы стали сговорчивей. Смотрите, я кладу ее вот сюда, – добавил он, указывая на каминную доску. Потом вы сами ее заберете. Но я положу ее только в том случае, если вы прямо сейчас приступите к выполнению договора.

– То есть?

– Я хочу, чтобы вы разделись, здесь, прямо у меня на глазах. И полностью!

– Вы хотите… О нет!

– Нет?

Бумага в руках Батлера дрогнула и чуть-чуть приблизилась к огню.

– Я за свою жизнь видел множество женщин, выставленных на продажу, – медленно проговорил он. – Под солнцем Африки, на Востоке… Их раздевали донага, с тем чтобы покупатель мог видеть, за что он платит. Я покупаю вас на одну ночь вот за этот приказ о помиловании. Должен же я убедиться, что вы стоите этой бумаги.

Гортензия почувствовала, как слезы застилают ей глаза. Этот негодяй хотел, чтобы она до дна испила чашу унижений. Увы, у нее не было выбора. Она сняла манто, уронив его на пол, отбросила подальше шляпу и дрожащими пальцами принялась расстегивать сначала кружевной воротничок, оживлявший черный бархат ее платья, потом само платье.

Когда платье упало к ногам, она закрыла глаза, которым было больно от яркого пламени бесчисленного множества свечей, которые зажег ее мучитель. К тому же она не хотела видеть этот жадный взгляд, прикованный к ней, следящий за каждым ее жестом с маниакальным интересом. Она на ощупь сняла одну нижнюю юбку, потом другую, расстегнула легкий корсет, стягивающий талию. Оставшись лишь в тонкой сорочке, отделанной кружевом, в длинных панталонах из тонкого белого полотна с вышивкой и белых шелковых чулках, она остановилась, сложив руки на груди в тщетной попытке закрыться от сжигающего ее взгляда. Но Батлеру было мало.

– Ну же! Еще одно усилие… Я хочу видеть вас обнаженной.

Тогда Гортензия лихорадочно развязала шнурок панталон, опустила бретельки сорочки и, выпрямившись, замерла в ярком пламени свечей. На ней остались только чулки и туфельки.

В ушах у нее шумело, она зажмурившись ждала, когда же наступит последнее унижение, но… ничего не происходило. Затем совсем рядом она услышала участившееся дыхание, потом шорох одежды и стук сапог, упавших на пол. Она поняла, что он раздевается, и еще крепче зажмурилась. Сердце билось где-то у самого горла, она почти задыхалась. Вдруг он тесно прижался к ней, и она всем телом почувствовала его жар, а в следующее мгновение ощутила его горячее дыхание на своей шее.