Сделка с дьяволом

– …и вы не представляете, о чем бы мы могли говорить столько времени с этими дамами? – закончил за нее фразу принц, целуя ей руку. – Вы, как всегда, правы, но мы уже закончили. Позвольте все-таки представить вам княгиню Фелисию Орсини и графиню Гортензию де Лозарг, крестную дочь моего отца и моей тетки Гортензии.

– Я рада вас видеть, – с улыбкой сказала эрцгерцогиня, протягивая обе руки для поцелуя. – Мне радостно видеть верные сердца вокруг герцога Рейхштадтского. Но, умоляю вас, будьте осторожны! Не подвергайте его опасности!

– Я буду следить за этим! – воскликнул Прокеш. – Ваше Высочество знает, что может мне доверять.

– Вам – да, потому что я вас знаю, вы мудрый человек. Без вас я не стала бы помогать Францу бежать. Я его тоже люблю и желаю ему счастья.

– Ваше Высочество может доверять нам, – сказала Фелисия. – Мы обе готовы пожертвовать всем ради нашего… императора!

– Да услышит вас бог! Пусть он поможет вам! А теперь прощайте!

Фелисия и Гортензия готовы были петь от радости, возвращаясь во дворец Пальм. У герцогини де Саган был приемный день, и Шенкенштрассе была запружена каретами. Картина была прелестная и красочная. Вильгельмина приглашала и своих соседок, но те отказались под предлогом болезни Гортензии. Им трудно было бы разделить свою радость с кем-либо в этом салоне, где Меттерних был желанным гостем, и подруги решили наслаждаться своей радостью в одиночестве.

Впереди у них было две недели. Завтра они предупредят Марию Липон. Дюшана Фелисия предупредит, когда пойдет на урок фехтования. Было условлено, что не следует менять привычки, чтобы у полиции Седлинского не возникло подозрений.

Фелисия предложила выпить шампанского, чтобы отпраздновать событие.

– Сейчас пост, – возразила ей Гортензия, – мы совершим грех.

Это было правдой. После окончания карнавальной недели начался пост. Опустели бальные залы, а церкви заполнились молящимися. Прием у Вильгельмины был всего лишь встречей друзей, но их у нее было столько, что он принял огромные размеры.

– Мы выпьем за веру и надежду. Даже во время покаяния священники добавляют белое вино в чашу…

И они выпили за возвращение во Францию, за воцарение Наполеона II, за исполнение мечты, казавшейся еще недавно несбыточной, за счастье Франции и Италии. А про себя Гортензия добавила: «За мое возвращение в Комбер к тем, кого я люблю».

Следующие несколько дней прошли внешне спокойно, но с глубоким внутренним волнением. Фелисия продолжала свои уроки фехтования и вместе с Гортензией посещала церковь. Дни проходили за днями, слишком медленно, по мнению заговорщиц, но они несли надежду. Много волнений доставило письмо Прокеша с просьбой перенести дату побега на 30 марта. Но эта задержка была связана лишь с тем, что надо было подождать окончания поста, чтобы организовать праздник.

– Мы должны были об этом подумать, – заметила Фелисия. – Если говорить правду, то мы представляем занятную пару заговорщиц.

Но она не говорила, насколько тяжела стала для нее мысль расстаться с Гортензией, даже зная, что она находится в надежных руках Дюшана и Прокеша. Они договорились, что Прокеш приедет вместе с принцем во дворец Пальм, потом вернется в Хофбург с тем, кто будет играть его роль, и приедет обратно за Гортензией, которая временно станет его сестрой.

Все казалось продуманным, но Фелисия все-таки беспокоилась. Говоря откровенно, этот план был единственно приемлемым, он один имел шансы на успех. Может быть, потому, что он был слегка сумасшедшим…

– Вы подвергаете себя риску, – в свою очередь беспокоилась Гортензия, – а я не рискую ничем. Ведь если вас схватят вместе с принцем, вас посадят в тюрьму. Вас могут обоих убить.

– Это было бы для меня большой радостью и большой честью, но не бойтесь за принца. Он слишком ценная фигура. Меттерних его ненавидит, но ему нравится роль человека, от которого зависит судьба Наполеона.

Все это выдавало взаимную привязанность двух женщин и их заботу друг о друге. Но обеим не терпелось действовать… Незаметно подошло 28 марта, понедельник. Это был канун отъезда.

В это утро Гортензия сопровождала Фелисию к Дюшану, чтобы как-то справиться со своим нетерпением. Как только они вошли, у них появилось ощущение, что что-то не ладится. Дюшан давал урок сабельного боя длинному, худому и апатичному молодому человеку, для которого это было явным наказанием. Полковник был явно вне себя, осыпая ученика таким градом ударов и такими проклятиями, что Фелисия забеспокоилась: