Нож Равальяка

— Ты не зря собрался искать блох, — насмешливо поджала губы Кларисса. — Наших блох днем с огнем не сыщешь. Конде по-прежнему в бегах, граф де Суассон ^[21]удалился в свои земли из-за глупого местничества. А принц де Конти, заика, ничего не слышит и вдобавок слабоумен. Хорошенькая семейка, ничего не скажешь. Они без труда скажут «аминь», и все будет кончено.

— Ты права, конечно, так оно и будет в ближайшем будущем. Но два первых, без сомнения, вернутся ко двору и в зависимости от того, как пойдут дела, смогут как-то повлиять...

— Губерт! Вы всегда были безупречным логиком и вдруг стали мечтателем! Конечно, они вернутся ко двору, но только затем, чтобы их купили! Скажите нам лучше, что стало с убийцей. Вас не было дома двое суток, так что вы наверняка все знаете. Его отправили в Консьержери?

— Нет. Его схватили незамедлительно и отправили в особняк де Рец, он ближе к улице Феронри. Не забывайте еще и о том, что д'Эпернон старался убедить всех, что король только ранен.

— Убийцу прячут где-нибудь в подвале?

— Ничуть не бывало! Каждый может пойти и взглянуть на него.

Я не лишил себя этого удовольствия. Никогда в жизни я не видел человека счастливее. Он беспрестанно повторяет, что исполнил миссию, которую на него возложил Господь, и смеется, показывая свои черные зубы.

— И горожане его еще не растерзали?

— Я не видел там горожан. Зато там очень много иезуитов, и один из них настоятельно советовал своему подопечному не возводить обвинений на всеми почитаемых людей. Там было и много людей из магистрата — Жанен, Буйон, Ломени, они допрашивают Равальяка с пристрастием, пытаясь дознаться, кто были его сообщники. Но он упорно твердит, что повиновался одному Господу Богу, даже когда ему раздробили большие пальцы на руках...

— Как вы ухитрились узнать столько необыкновенных подробностей? — осведомилась графиня. — Можно подумать, что вы там дневали и ночевали.

— Признаюсь, я пробыл там довольно долго... И еще мне помогал надежный наблюдатель. За деньги, разумеется.

— Но не оставят же его там ad vitam aeternam? ^[22]Теперь уже всему Парижу известно, что он убил короля!

— Вы снова совершенно правы. Сегодня его перевезли в особняк д'Эпернона.

— Зачем? — в один голос воскликнули изумленные женщины.

— Возможно, старый негодяй пригласил убийцу на ужин? — язвительно предположил барон. — Я бы дорого дал, чтобы услышать их разговор. Впрочем, успокойтесь, убийца пробудет там недолго, уже сегодняшнюю ночь он должен ночевать в Консьержери, там для него подготовили камеру.

В самом деле, ночью 15 мая убийца, по-прежнему невероятно гордившийся своим «подвигом», но уже немного успокоившийся, был перевезен из особняка д'Эпернона в Консьержери, где в одной из башен ему была приготовлена особая камера. Его усадили на стул, спеленав ему ноги и связав за спиной руки.

С тяжелым сердцем, с трудом преодолевая отвращение, Лоренца утром снова отправилась в Лувр, чтобы приступить к исполнению своих «обязанностей», совершенно призрачных, но неотменяемых. Она пришла в черном, как положено, и сразу же получила от королевы грубый выговор. Мария напомнила ей о необходимости исполнять свой долг, который состоял в том, чтобы день и ночь быть под рукой у Ее Величества на тот невероятный случай, если ее услуги понадобятся!

— Я понятия не имею, что за традиция мне тебя навязала, — выговаривала королева Лоренце, для большей доходчивости перейдя на свойственное флорентийцам «ты», — но я добьюсь, чтобы ты служила мне верой и правдой! И не думай, что мне твоя служба в радость! Я прекрасно бы обошлась без твоей тощей унылой физиономии!

Молодая женщина не могла удержаться, чтобы не возразить:

— Скорее, печальной, мадам! Мне кажется, что печальное выражение лица подобает нашей жестокой потере! Правда... Мадам де Гершевиль притворилась, будто подвернула ногу, и попросила Лоренцу помочь ей, таким образом помешав той сказать что-то весьма оскорбительное для королевы. Статс-дама даже негромко вскрикнула от боли, и Лоренца тут же обеспокоенно поинтересовалась:

— Господи! Уж не вывих ли у вас, мадам?

— Не думаю, — ответила мадам де Гершевиль со сбившимся дыханием, — но мне очень больно. Если Ее Величество соизволит разрешить вам проводить меня в ванную комнату, я думаю, от холодной воды мне станет легче...

---

21 Двоюродный брат принца де Конде, который находился с де Конде в ссоре, обвиняя его в том, что тот присвоил себе право «подавать полотенце королю», принадлежащее де Суассону. (Прим. автора.)

22 Во веки веков (лат.)