89  

— Что вы имеете в виду? Тюрьму?

А потом Мориц вдруг расхохотался:

— Надо быть очень хорошим бегуном, чтобы поймать меня!

И, оттолкнув Мантейфеля, он бросился к лестнице, вскочил в седло и крикнул:

— В седло, господа! Дама ждет!

Дикий вопль стал ему ответом, и он помчался галопом «со своей бандой неистовых»...

Он даже не попытался спросить Мантейфеля о причине подобного решения отца, но в действительности это было даже хорошо, ибо ему все равно ничего бы не сказали. А причина заключалась в следующем: твердо решив наложить руку на двойное герцогство через своего фаворита Меншикова, русская царица предложила сыну Августа II руку своей дочери Елизаветы [79]. А так как Август был обязан своим польским троном России и Петру Великому, то не могло быть и речи о том, чтобы причинить хоть какие-то неприятности, пусть даже самые небольшие, столь могущественному соседу. Вот почему появился этот запрет.

Но все это не волновало Морица: его ждал триумфальный прием в лице народа Курляндии. А это были сильные люди, как мужчины, так и женщины, большие любители пива и тяжелой работы в стране, где сама природа требовала, чтобы от нее не ждали милостей, а брали их. Его «пронесли» буквально до Митавы. Это был город, находившийся почти в месте слияния рек Аа [80]и Мусы, которые в этом месте впадали в Рижский залив. В городе находился средневековый замок из красного кирпича, унаследованный от тевтонских рыцарей. Там когда-то жил герцог-фантом, но вдовствующей герцогини там не оказалось. Она жила неподалеку, в более приятном жилище, называвшемся Анненхоф, и туда-то и направился претендент, ни на минуту не сомневаясь, что ему удастся без труда завоевать хозяйку. Женщины уже достаточно испортили его, и он был уверен, что непременно добьется успеха.

Что он сам может быть завоеван, об этом Мориц и не думал, но когда он предстал перед ней, у него лишь вырвался тяжелый вздох. Хотя она и была всего лишь племянницей Петра Великого, ей передались его размеры: внушительный рост, большой живот, роскошная грудь и обветренное лицо, уже заплывшее жиром, а все это венчалось обильной копной каштановых волос. После положенного обмена любезностями дама принялась рассматривать его с головы до ног, как если бы речь шла о лошади. Удивительно даже, что она не попросила его повернуться спиной и показать зубы.

«Господи! — подумал Мориц, немного остыв, — спать с этой женщиной будет не очень-то весело!»

А ведь этого вполне следовало ожидать, ибо осмотр, похоже, оказался успешным — он даме явно понравился.

— Мой дорогой граф, — сказала она по-немецки (она едва говорила по-французски, который в те времена был языком не только дипломатическим, но и элегантным, и на котором говорили все приличные люди Европы), — я уверена, что мы отлично будем понимать друг друга! Мне нравится, когда мужчина похож на мужчину. Сразу видно, что вы настоящий. А теперь пройдемте к столу!

Мориц и сам не смог бы придумать ничего лучше: длительные переезды в седле всегда вызывали в нем волчий аппетит, но тут он вынужден был признать, что хозяйка дома в этом плане превосходит даже его. Она любила поесть, и поесть обильно. Ей нравилось пить, и выпивала она немало. Кроме того, она обожала смеяться, и обед, в меню которого входили и рыба, и свинина, и почти все виды птицы, и кондитерские изделия, и кремы с джемами, оказался обильно приправлен «добрыми шутками», многие из которых были бы более уместны у солдат в казарме. В конце обеда веки Ее Высочества вдруг задрожали. Она громко зевнула, смачно потянулась и сказала, вставая из-за стола не без помощи двух самых крепких своих слуг:

— Уже поздно, граф, и я чувствую себя уставшей. На сегодня мы ограничимся этим! А все серьезные вещи — завтра!..

Целуя ей руку и желая спокойной ночи, он почувствовал странный запах, напоминающий ароматы конюшни. Одна из двух девушек, точнее, молодых женщин (а ему так никого и не представили), окружавших герцогиню, понимающе сверкнула глазами и тихо прошептала:

— Ее Высочество пользуется только растопленным сливочным маслом, ее кожа слишком чувствительна для мыла!

Мориц не смог сдержать смеха, который, впрочем, Анна Иоанновна не услышала. Мало того, что он вынужден был жениться на крупной женщине, больше похожей на солдата-наемника, что было весьма далеко от его идеала женщины. Жутко себе представить, что теперь его ночи должны были быть приправлены прогорклым маслом. Он был человеком, привычным к военным лагерям и полям сражений, где часто душок еще тот, он не был неженкой, но при этом имел привычку держать свое тело в чистоте и умел ценить ароматы некоторых женщин. Например, аромат роз и апельсинов, исходящий от Адриенны, был восхитителен. А запах Луизы-Елизаветы де Конти, который он хорошо помнил, — он слегка отдавал мятой, смешанной с ирисом и с еще каким-то неизвестным ему запахом. Эти ароматы его возбуждали. И что теперь было делать с запахом этого куска масла? Возможно, такова была дорогая плата, которая требовалась от него за корону?

  89  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×