Коллекция Кледермана

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Адальбер, который добрую часть ночи напрасно пытался связаться с комиссаром по телефону. – Кто вас предупредил? Мне это сделать не удалось!

– Сожалею, я оставил указания… Вюрмли попросил меня приехать, и я прилетел военным самолетом из Виллакубле. Итак, господа, судя по всему, есть новости? – добавил он с видимым удовлетворением. – Не для всех приятные, разумеется, – добавил он, скользнув взглядом по Гринделю.

– Вы намерены арестовать его?

– За лжесвидетельство? Это слишком мелко, да и меня, впрочем, пригласили из чистой любезности. Я здесь не у себя! В любом случае, у меня нет желания засадить его за решетку под благовидным предлогом… Я был бы рад, если бы Гриндель смог вернуться к делам своего банка. Очевидно, что он замешан в этом деле…

– Чего мы ждем? – задал вопрос Адальбер, видя, что никто не двигается.

– Чтобы в подземелье вскрыли гроб. Эти семейные склепы удобны тем, что в них есть крипта, где покойные лежат на полках…

Они заканчивали разговор, когда наверх поднялся один из служителей и объявил, что все готово. Друг за другом Вюрмли, Цендер, Ланглуа, Гриндель и Морозини спустились по лестнице. Адальбер последовал за ними.

Две большие лампы освещали помещение и богатый гроб из красного дерева, обитый изнутри белым атласом. Он стоял на козлах. От сильного запаха формалина было трудно дышать. У Альдо перехватило горло. Спускаясь по ступенькам, он боролся с желанием закрыть глаза, настолько он боялся того, что ему предстояло снова увидеть. Оказавшись внизу, Морозини услышал легкий вздох облегчения, к которому он с радостью присоединился. Изуродованная голова была завернута в плотную льняную ткань, белую, как и подобие длинной туники, в которую было облачено тело. Руки, прикрытые белыми перчатками, держали четки. А вздох облегчения издал Гриндель.

– Кажется, кто-то позаботился об этих несчастных останках, – раздался негромкий голос профессора Цендера. – Это выглядит намного достойнее, чем визитка, в которую бы его обрядили, умри он в своей постели. В этом есть что-то… средневековое…

– Так распорядилась госпожа графиня фон Адлерштайн, – сообщил директор похоронного бюро.

– Отлично придумано! Обязательно скажу об этом графине! Этот бедняга на такое и не рассчитывал!

Рост Оскара Цендера был меньше его репутации. Приятное лицо под темно-белокурыми седеющими волосами, орлиный нос с чувственными ноздрями, круглые очки в черепаховой оправе, большой всегда улыбающийся рот и хитро поблескивающие глаза орехового цвета, а также забавная шляпа из бежевого габардина и пышный галстук-бабочка. Этот человек наверняка бы понравился тетушке Амели!

Пауза позволила Гаспару Гринделю прийти в себя. Он проговорил странным фальцетом:

– И в этом облачении намного удобнее изучать его тело! Взгляните на его спину, и вы увидите, что у него есть родинка в виде земляники на левой лопатке!

– Не делайте этого! – приказал профессор. – У Кледермана ее никогда не было… Зато…

Профессор подал знак, чтобы фонарь придвинули ближе, надел перчатки из латекса, приподнял белое одеяние, чтобы обнажить живот, осмотрел его и коротко хмыкнул.

– Вас что-то забавляет? – в голосе Вюрмли послышалось негодование.

– Я бы так не сказал, я всего лишь рад тому, что речь ни в коем случае не может идти о моем дорогом друге Кледермане. Я не знаю, кто этот несчастный, но у него хотя бы были красивые похороны!

– Интересно, с чего вы это взяли? – проворчал Гриндель.

– О, я вам сейчас покажу! Вы можете видеть, что на животе у этого человека нет шрама от операции. Но пять или шесть месяцев назад я оперировал Морица по поводу острого аппендицита. Зная, насколько его дочь Лиза беспокоится о здоровье отца, Мориц потребовал, чтобы ей об этом не говорили! Для всех он уехал на охоту… Об этом знали только Грубер и персонал клиники…

– Итак, – снова подал голос начальник полиции, – вы утверждаете, господин профессор, что это тело не принадлежит Морицу Кледерману?

– Да, я в этом уверен!

– Это безумие! – не выдержал Гриндель. – Я знаю то, что я видел! Впрочем, мои слова подтвердила моя кузина Лиза! Разве не так, господин Ланглуа?