Мария — королева интриг

Итак, восьмого мая был разыгран первый акт грандиозного спектакля, которому предстояло стать развлечением двора, всего города и даже всей Франции, вплоть до отъезда маленькой королевы в свою новую страну. Тщеславию Шевреза предстояло тешиться чуть дольше, поскольку по просьбе «славного кузена Карла» он должен был сопровождать Генриетту до самого Лондона и пробыть там еще некоторое время. И на этот раз также была приглашена и его супруга. Что приводило его в восторг.

В Назначенный час послы зашли за Шеврезом в его комнату в Лувре, чтобы отвести его в спальню короля. Кровать там была заменена креслом с высокой спинкой и столом, стоявшими под балдахином из темно-красного бархата, позади позолоченной балюстрады, разделявшей спальню на две части. Три кресла меньшего размера предназначались для королевы, королевы-матери и невесты. Вскоре они появились: Мария Медичи, вся в черном и под траурной вуалью, Анна Австрийская в платье из алого атласа, расшитого золотом, и очаровательная Генриетта-Мария, в платье из серебристой ткани, расшитой золотыми лилиями и жемчугом.

Король сел, в то время как мсье де Ла Виль-о-Клер, государственный секретарь, стал зачитывать брачный контракт, согласно которому приданое невесты составляло восемьсот тысяч экю. Герцог де Шеврез представил папское разрешение, не без труда полученное Марией Медичи, пригрозившей святому отцу в противном случае обойтись и вовсе без его согласия, привезенное кардиналом-легатом с прытью, несвойственной его сану. Огласив разрешение, Шеврез занял место подле маленькой принцессы, и кардинал де Ла Рошфуко приступил к церемонии обручения.

Три дня спустя, в воскресенье, одиннадцатого мая, все собрались в соборе Парижской Богоматери. Собор был украшен лучшими гобеленами из королевских коллекций, у главного входа была возведена своего рода сцена, задрапированная тканью, расшитой геральдическими лилиями, от которой слегка наклонный проход вел к хорам. Этот «театр» был к тому же соединен с архиепископством крытой галереей, по которой должен был пройти кортеж.

В девять утра Генриетта-Мария и ее мать прибыли в архиепископство, куда к одиннадцати часам карета королевы доставила Шевреза, за которым английские наставники на этот раз заехали в его особняк на улицу Сен-Тома-дю-Лувр. В это время высшие государственные органы — парламент, высший податной суд, городской глава и другие — занимали места в церковном нефе. Все ждали короля, который должен был во главе всего двора сопровождать свою сестру из архиепископства к алтарю.

Ждать пришлось долго, так как он прибыл лишь в половине пятого, и кортеж начал свое шествие в пять. Он был поистине великолепен! Впереди, между Карлайлом и Холландом, сразу же за королевскими гроссмейстером и церемониймейстером, выступал Шеврез, все так же в черном, но более нарядный, нежели во время обручения. Далее шли швейцарские гвардейцы, телохранители, оркестр, состоявший из барабанщиков, трубачей и гобоистов, рыцари Святого. Духа, семь герольдов, три маршала Франции, несколько герцогов и пэров и, наконец, Генриетта-Мария, которую вели под руки король в золотом одеянии и его брат. Длинный шлейф невесты, блиставший бриллиантами, несли принцессы де Конде, де Конти и графиня де Суассон. За ними следовали королевы, затем герцогини де Монпансье, де Гиз, де Шеврез и д'Эльбеф, все также в платьях со шлейфами. На паперти были построены трибуны для сколько-нибудь значимых людей и зажиточных горожанок, но народу было столько, что трибуна, на которой нашел себе место Рубенс, рухнула под тяжестью собравшихся. Художнику удалось уцепиться за одну из опор, но не менее тридцати человек упали на землю. К счастью, без серьезных последствий.

Кардинал де Ла Рошфуко на возвышении приступил к церемонии венчания прямо на открытом воздухе, после чего, кортеж вошел в собор, чтобы присутствовать при мессе. Эрзац-король Англии и два его посла, исповедовавшие протестантство, были вынуждены покинуть собор, чтобы по окончании мессы, на выходе, снова занять свои места в процессии. После торжественного богослужения все вернулись в архиепископство, где был приготовлен роскошный пир, в то время как празднично освещенный Париж предавался веселью, люди плясали на перекрестках, вино лилось рекой, палили пушки и сверкали фейерверки.

Для Марии это был поистине волшебный день. Во время церемонии, героем которой был ее супруг, она занимала привилегированное место. Кроме того, она ощущала себя еще более красивой, чем обычно, в золотисто-розовом платье, обсыпанном мелкими бриллиантами, служившими сверкающей оправой ее плечам и шее, очаровательные линии которых не были прикрыты никаким украшением. В то же время в ее волосах искрились бриллиантовые звезды. Никто не смог бы догадаться, что она была в положении, да, впрочем, она об этом и не думала! Позднее Холланд был ее соседом во время ужина, их руки частенько встречались, и ноги соприкасались. Слишком часто, чтобы они могли сохранять внутреннее спокойствие. Они избегали смотреть друг на друга, но Марии хватило беглого взгляда, чтобы заметить на лице своего любовника напряжение, вызванное страстью. Вставая из-за стола, он наклонился к ее уху: