Мария — королева интриг

Стараясь стереть из сознания короля Карла ужасное впечатление, оставленное условиями брака, принятыми послами и им самим, герцог открыто обвинил кардинала Ришелье в некоторой фальсификации договоренностей и в их очевидном нарушении, так как Генриетту-Марию сопровождало гораздо большее число священников, чем было предусмотрено. И если у нее не посмели забрать монсеньора де Ла Мот-Уданкура, то большую часть других довольно быстро отправили назад через Ла-Манш. Одновременно французские дамы, главным образом мадам де Сен-Жорж и мадам де Сипьер, были заменены матерью, женой и племянницей Бекингэма… Маленькая королева, сперва удивленная, потом огорченная, начала потихоньку интересоваться причинами такого остракизма, потом стала плакать и, наконец, возмутилась. Достойная дочь Генриха IV, она потребовала объяснений, в которых ей отказали. Будучи английской королевой, она должна была привыкать к обычаям и нравам королевства и радоваться тому, что ей позволено иметь католического капеллана и молиться, как ей хочется. Медовый месяц оказался коротким и даже обагренным кровью: вместо того чтобы освободить католиков, преследуемых за веру, Бекингэм велел казнить некоторых из них.

Одних только Шеврезов не коснулась эта злая воля. Напротив, они чувствовали себя при дворе лучше, чем когда-либо. Их изысканность и элегантность завоевали им благосклонность золотой молодежи королевства, которая буквально рвала друг у друга из рук их приглашения. Клод охотился с королем, который часто принимал его наедине, и Шеврез был так счастлив, так рад подобной чести, что не беспокоился о том, что происходило во дворце. Мария была еще сильнее влюблена в Холланда и бесстыдно афишировала связь с ним, к тому же она подружилась с Бекингэмом и часами болтала с ним тет-а-тет, не заботясь о печальных последствиях этих бесед. Ла Мот-Уданкур, поддерживавший постоянную переписку со своим кузеном Ришелье, резко осуждал ее. «Мадам де Шеврез, — писал он, — ежедневно проводит пять или шесть часов наедине с Бекингэмом: Холланд уступил ему свою добычу!» Иными словами, отдал ему свою любовницу.

На самом деле ничего подобного не было. Мария слишком любила Генриха, чтобы даже в мыслях изменять ему. К тому же ее беременность близилась к завершению. Однако ей очень нравился Стини, и, не замечая того зла, что он творил, она всячески пыталась примирить его с Анной Австрийской. Последняя и составляла единственный предмет их разговоров: как возвратить былую благосклонность, добиться, чтобы Анна согласилась вступить в переписку с Бекингэмом, а потом и встретиться с ним. Мария, обычно не слишком любившая писать, испещряла страницу за страницей, обсуждая со своим «милым другом» каждую фразу, прежде чем отослать их в Париж.

Их еще больше сблизил один случай.

В тот вечер Бекингэм давал в Иорк-Хаузе, своем дворце на берегу Темзы, праздник в честь мадам де Шеврез. Приехал и король, однако королева присутствовать отказалась. Она теперь знала все о происках герцога и, не обвиняя Марию в соучастии, не желала тем не менее переступать порога дома человека, превратившего в кошмар ее брак, который обещал быть таким счастливым.

Мария, разумеется, была великолепна в своем черно-белом туалете, сверкающем рубинами и бриллиантами, — и это несмотря на беременность, которая с каждым днем не только не портила ее, но, наоборот, делала еще более обворожительной. Широкие, по последней моде, юбки скрывали несколько изменившуюся фигуру и подчеркивали пышную грудь, открытую почти до неприличия. Задора у нее также ничуть не поубавилось. Она не пропускала ни единого танца, многие из которых танцевала с хозяином дома, в чьи обязанности входило приглашать и других дам.

Около часу ночи он подошел к ней, чтобы вновь пригласить на танец, но она нахмурила брови и, вместо того чтобы последовать за ним в центр гостиной, сослалась на усталость и изъявила желание немедленно переговорить с ним наедине. Он повел ее в подсвеченную тень садов, не успев даже поинтересоваться причиной такой срочности.

— С кем вы танцевали после нашего последнего бранля?

— Думаете, я помню? С моей племянницей Эрендел… С леди Стрэтфорд, с леди Монтэгю. А в чем дело?

— На вас были алмазные подвески, которые мне некогда было поручено передать вам?

— Почему вы говорите «были»?

— Потому что двух не хватает. Глядите, — добавила она, приподнимая два обрывка ленты, на которых они держались. — Видите?! Их аккуратно срезали! Но кто? Бекингэм принялся размышлять вслух: