351  
  • Доверья океан
  • Когда-то полон был и, брег земли обвив,
  • Как пояс радужный, в спокойствии лежал.
  • Но нынче слышу я
  • Лишь долгий грустный стон да ропщущий отлив,
  • Гонимый сквозь туман
  • Порывом бурь, разбитый о края
  • Житейских голых скал.

 Скрипели стулья. Монтэг продолжал читать:

  • Дозволь нам, о любовь,
  • Друг другу верным быть. Ведь этот мир, что рос
  • Пред нами, как страна исполнившихся грез,—
  • Так многолик, прекрасен он и нов,—
  • Не знает, в сущности, ни света, ни страстей,
  • Ни мира, ни тепла, ни чувств, ни состраданья,
  • И в нем мы бродим, как по полю брани,
  • Хранящему следы смятенья, бегств, смертей,
  • Где полчища слепцов сошлись в борьбе своей [18].

 Миссис Фелпс рыдала.

 Ее подруги смотрели на ее слезы, на искаженное гримасой лицо. Они сидели, не смея коснуться ее, ошеломленные столь

бурным проявлением чувств. Миссис Фелпс безудержно рыдала. Монтэг сам был потрясен и обескуражен.

— Тише, тише, Клара,— промолвила Милдред.— Успокойся! Да перестань же, Клара, что с тобой?

— Я... я...— рыдала миссис Фелпс.— Я не знаю, не знаю... Ничего не знаю. О-о...

Миссис Бауэлс поднялась и грозно взглянула на Монтэга.

— Ну? Теперь видите? Я знала, что так будет! Вот этого я и ожидала! Я всегда говорила, что поэзия — это слезы, поэзия — это самоубийства, истерики и отвратительное самочувствие, поэзия — это болезнь. Гадость — и больше ничего! Теперь я в этом окончательно убедилась. Вы злой человек, мистер Монтэг, злой, злой!

— Ну а теперь...— шептал на ухо Фабер.

Монтэг послушно повернулся, подошел к камину и сунул руку сквозь медные брусья решетки навстречу жадному пламени.

— Глупые слова, глупые, ранящие душу слова,— продолжала миссис Бауэлс.— Почему люди стараются причинить боль друг другу? Разве на свете и без того мало страданий, чтобы нужно было еще мучить человека этакой чепухой?

— Клара, успокойся! — увещевала Милдред рыдающую миссис Фелпс, теребя ее за руку.— Прошу тебя, перестань! Мы включим «родственников», будем смеяться и веселиться. Да перестань же плакать! Мы сейчас устроим пирушку.

— Нет,— промолвила миссис Бауэлс.— Я ухожу. Если захотите навестить меня и моих «родственников», милости просим, в любое время. Но в этом доме, у этого сумасшедшего пожарника, ноги моей больше не будет.

— Уходите! — сказал Монтэг тихим голосом, глядя в упор на миссис Бауэлс.— Ступайте домой и подумайте о вашем первом муже, с которым вы развелись, о вашем втором муже, разбившемся в реактивной машине, о вашем третьем муже, который скоро тоже размозжит себе голову! Идите домой и подумайте о тех десятках абортов, что вы сделали, о ваших кесаревых сечениях, о ваших детях, которые вас ненавидят! Идите домой и подумайте над тем, как могло все это случиться и что вы сделали, чтобы этого не допустить. Уходите! — уже кричал он.— Уходите, пока я не ударил вас или не вышвырнул за дверь!

Дверь хлопнула, дом опустел.

Монтэг стоял в ледяной пустыне гостиной, где стены напоминали грязный снег.

Из ванной комнаты донесся плеск воды. Он слышал, как МилдреД вытряхивала на ладонь из стеклянного флакончика снотворные таблетки.

— Вы глупец, Монтэг, глупец, глупец! О Боже, какой вы идиот!..

— Замолчите! — Монтэг выдернул из уха зеленую пульку и сунул ее в карман, но она продолжала жужжать:

— Глупец... глупец!

Монтэг обыскал весь дом и нашел наконец книги за холодильником, куда их засунула Милдред. Нескольких не хватало, и Монтэг понял, что Милдред сама начала понемножку изымать динамит из своего дома. Но гнев его уже погас. Он чувствовал только усталость и недоумение. Зачем он все это сделал?

Он отнес книги во двор и спрятал их в кустах у забора. Только на одну ночь. На тот случай, если Милдред опять надумает их жечь.

Вернувшись в дом, он прошелся по пустым комнатам.

— Милдред! — позвал он у дверей темной спальни. Никто не ответил.

Пересекая лужайку по пути к метро, Монтэг старался не замечать, каким мрачным и опустевшим был теперь дом Клариссы Маклеллан...


  351  
×
×