89  

– Эстебан, – удивилась она, – ведь это настоящее чудо! Вы что, теперь бургундец?

Фьора с изумлением рассматривала плащ Эстебана с белым крестом, его кольчугу и длинную шпагу, прикрепленную к поясу.

– Совсем недавно, донна Фьора, – ответил он со спокойной улыбкой, как будто они только что расстались. – Но солдат я все равно хороший, – добавил он и подмигнул, советуя быть осторожнее. – А как вы поживаете с той нашей последней встречи? Это было, кажется, в Авиньоне? Я как раз делал обход, когда увидел, как этот негодяй ударил пажа и отнял у него его одежду, – тогда я решил посмотреть, что он будет делать дальше. Какая удача, что я вас встретил! Мог ли я предположить, что вы находитесь здесь, в самом центре армии!..

Фьора поняла, к чему вела вся эта с виду бессмысленная болтовня: даже если сейчас он не мог навредить, Вирджинио оставался очень опасен, потому что у него был язык, ядовитый, как у змеи, и он знал, как им пользоваться.

Они продолжали беседовать, пока не вернулся Баттиста в сопровождении Ла Марша и нескольких солдат. Вирджинио поставили на ноги без всяких церемоний, а кастилец в это время приводил в порядок свой костюм. На лице капитана был явственно написан гнев:

– Солдаты спят! На пажа напали! В чем дело? Говори, ты кто?

– Вирджинио Фулгози, господин капитан. Я служу монсеньору графу Кампобассо, – ответил молодой пленник, который вновь обрел свою наглость. – Я пришел сюда по его приказу... Эта... эта женщина прислала моему хозяину записку, в которой умоляла его помочь ей сбежать отсюда...

– Странный способ помогать в бегстве, нападая на человека с кинжалом! – возмущенно вскричала Фьора, показывая кинжал со следами крови и небольшую рану, полученную ею во время борьбы с Вирджинио. – Этот негодяй пытался меня убить и, если бы не этот храбрец, – и она указала на Эстебана, который сидел со скромным видом, – в эту минуту я была бы уже мертва. Спросите у него, и он вам все расскажет... Кроме этого, вы можете узнать у Кампобассо, что он приказывал мальчишке...

– Она лжет! – завопил Вирджинио, извиваясь в руках державших его солдат. – Она знакома с этим человеком. Это один из ее бывших любовников!

Пощечина, которую влепил ему Эстебан, могла бы свалить быка. Затем последовала возмущенная тирада:

– Ну, разумеется, я знаю донну Фьору уже давно! Я впервые увидел ее и ее благородного отца во Флоренции, когда она только начала ходить. Я также знаю ее набожную наставницу, донну Леонарду, и монсеньора Ласкариса, ее двоюродного деда... и мне хотелось бы понять, что она делает здесь, в гуще этих солдат, где каждый негодяй...

– Посмотрим, что об этом скажет монсеньор герцог. Ты пойдешь со мной и объяснишь ему, что здесь произошло. Потом я пошлю за мессиром Кампобассо... Донна Фьора, я прошу простить меня за оплошность. Я пришлю к вам мессира Маттео де Клеричи, врача монсеньора герцога, и он перевяжет вашу руку.

– Не беспокойтесь, мессир Оливье! Рана не так глубока, и я сама позабочусь об этой царапине. Однако я очень признательна вам за ваше внимание и рекомендую вам этого храбреца, который будет совсем не лишний в армии монсеньора герцога: это мужественное сердце и сильная рука.

Она хотела только одного: остаться наедине с собой, потому что было невозможно поговорить с Эстебаном, но знать, что он рядом и охраняет ее, – было для нее большим утешением. Однако это не мешало ей испытывать острое любопытство. Какими судьбами кастильцу удалось попасть в бургундскую армию? Он успел сказать, что это случилось недавно, но что он делал предыдущие два месяца? Оставшись одна, Фьора съела кусок холодного мяса, несколько ложек варенья и легла, накрывшись накидкой вместо одеяла, которое она отдала Баттисте. Впервые за много ночей сон ее был безмятежен и спокоен, потому что молодости не надо много для того, чтобы чувствовать себя в безопасности. Ведь Эстебан оказался в нужном месте и в нужное время, а это значило, что Фьору охраняло само провидение. Но как раз эту помощь, которая пришла откуда-то к ней, Фьора не считала божественной помощью. Не потому, что она не верила – она не переставала верить никогда, – но потому, что ей казалось, что всемогущий вспоминал о людях только тогда, когда хотел подвергнуть их новым испытаниям и страданиям. Нет, если там кто-то и печется о ней, то это душа мужчины, посвятившего ей всю свою жизнь, Франческо Бельтрами, которого она всегда будет называть своим отцом.

На другое утро Баттиста принес много плохих новостей: Филипп де Селонже был ранен – правда, легко – во время вылазки, которую предприняли осажденные с целью помочь пройти конвою с продовольствием через северные ворота. Затем паж Вирджинио, которого Кампобассо в ярости хотел казнить, был спасен вмешательством самого Карла. Герцог сказал при этом, что он не вполне уверен, что все события происходили именно так и что попытки к бегству не было. Мальчишку отдали временно в руки армейского судьи, до тех пор, пока все не выяснится окончательно. Проливной дождь вызвал оползень, под которым погибла целая рота. Возмущение в армии было таким сильным, что едва не начался мятеж, а, по словам пажа, епископ Меца Жорж де Бад, который хотел, чтобы его брат – маркграф стал правителем Лотарингии, ходил по всему лагерю и призывал солдат сохранять спокойствие, утверждая при этом, что в их лагере полно продовольствия, а в осажденном городе его почти нет.

  89  
×
×