Три метра над небом. Я хочу тебя

Именно в этот момент Марио ставит перед нами две тарелки с отбивными.

— Вот, пожалуйста.

— Спасибо, Марио.

— Это моя работа, — он нам улыбается.

Джин сразу принимается резать мясо.

— Ну, Стэп, придется тебе довольствоваться этой отбивной.

— Да, но если и она не натуральная, мы оба попали.

При этих словах Марио цепенеет.

— Да вы что, шутите? Здесь самое лучшее мясо, синьор. Пожалуйста, не распускайте дурные слухи, иначе я пропал.

Мы хохочем.

— Да не волнуйся. Мы говорили о другом, правда!

И мы, налив себе «Каберне», принимаемся за отбивную. Мы едим медленно, перебрасываясь шутками, рассказывая друг другу малозначительные истории, которые кажутся нам очень важными. Джин наливает мне вино. И тот факт, что это делает она, заставляет меня забыть обо всем на свете.

43

Джули смотрит на Даниелу, открыв рот.

— Да закрой ты рот, а то я еще виноватее себя чувствую.

Джули закрывает рот. И, чтобы прийти в себя, сглатывает слюну.

— Я поняла… но как это могло случиться?

— Как это могло случиться? Ты-то должна это знать, ты же сделала это раньше, чем я. Хочешь, чтобы я тебе объяснила?

— Да нет, дурочка. Я-то знаю, а вот ты, похоже, нет. Я имела в виду, как это получилось, что ты забеременела?

— Слушай, Джули, прошу тебя, не надо, мне и так плохо. Посоветуй лучше, что мне сказать родителям!

— А зачем им говорить?

— А как же иначе? Конечно, я им скажу!

— Это же очень просто! Один день в клинике и вся эта фигня — пуф! — исчезнет. Поняла?

— Ты что, с ума сошла? Я хочу сохранить ребенка.

— Ты хочешь сохранить его? Ну, тогда ты точно рехнулась!

— Ну, уж от тебя, Джули, я такого не ожидала. Ты заставляешь меня каждое воскресенье ходить с тобой в церковь, а потом… позволяешь себе давать мне такие советы!

— Ой, слушай, ты мне еще проповеди будешь читать! Ты сама хотела это сделать до восемнадцати лет, а то ты чувствовала себя несчастной. И теперь ты наказана, видишь? Тебе кажется, ты рассуждаешь как христианка? Умоляю тебя! В общем, поступай, как знаешь, жизнь-то твоя…

— Ты ошибаешься. Жизнь еще и его. Видишь, об этом ты не подумала. Теперь, кроме меня, есть еще один человек.

— А еще о чем-нибудь ты подумать не хочешь? Например, ты ему сказала?

— Ему — это кому?

— Как — кому? Папаше!

— Нет.

— Молодец! И ты не подумала о том, как эту новость воспримет Кикко Бранделли, нет, не подумала?

— Нет, об этом я не думаю.

— Конечно, тебе плевать на него, а он, небось, с крыши бросится!

— Я не думаю, что отец — он.

— Что? А кто же тогда? Понятно. Прошу тебя, не говори мне «нет». Андреа Паломби. Да он просто чудовищем стал, жуть, до чего он, бедняга, дошел.

— У меня будет чудесный ребенок, он возьмет все от меня…

— Откуда ты знаешь? А может, он будет копия Паломби. Мама дорогая, в таком случае я ни за что не буду крестной, прямо сейчас говорю, ни за что!

— Не волнуйся. Он не будет таким.

— Почему это?

— Потому что отец — не он.

— Что, он тоже не отец? Тогда кто же? Блин, ты исчезла с вечеринки тогда, и я подумала, что ты ушла с Кикко.

— Нет, я помню только, что проглотила белый экстази, который взяла у той барыги, которую ты мне показала, а потом…

— Белый экстази? Да ведь это был scoop!

— Scoop, а что это?

— Теперь-то понятно, что ты ничего не помнишь. Хорошо еще, что жива осталась. Он пробивает насквозь, срывает все тормоза, ты способна на все, становишься полным животным, и потом — пуф, — ты забываешь даже, как тебя зовут!

— Точно, именно так все и было… по-моему.

— Не может быть… ты взяла scoop.

— Это Мадда. Так она, наверное, хотела наказать сестру.

— Да, доставив удовольствие тебе!

— Ей и в голову не могло прийти, что мне будет настолько хорошо.

— Блин, вечно ты преподносишь сюрпризы!

— Я классная, да?

— Да уж… но неужели ты не помнишь хоть какую-нибудь деталь?

— Нет, вообще ничего, полный мрак. Он был очень красивый, вот это я помню!

Джули молчит, делает глоток воды, смотрит на Даниелу и, переведя дыхание, говорит:

— Единственное, что я могу себе представить…