Три метра над небом. Я хочу тебя

— Педали… если это будет девочка, можно назвать ее Педаль. Это наверняка будет очень спортивная девочка, и вдобавок, это будет как бы в честь твоей мамы.

— Неплохо. Я-то думала, ты в депрессии. А ты еще в состоянии всякие глупости говорить.

— Да, но это уже последние. Знаешь, папы должны быть очень серьезными. А ты уверена, что папа — я? Мой дедушка говорил: «Кто мать всегда ясно, кто отец — вот вопрос».

— Вот и молодец, будешь всю жизнь сомневаться. Но зато, если он будет дурачок, будь уверен — он твой!

— А если умный?!

— Стэп… давай не будем ссориться.

— А кто ссорится?

— Я по тебе скучаю…

Я снова отвожу телефон.

— Девушки, хотите знать, что она мне сказала? Что она по мне скучает.

— Какой же ты глупенький…

— Ты изменилась?

— В смысле?

— Обычно ты говоришь — дурак.

— А что лучше — глупенький или дурак?

— Ну, вообще-то глупенький мне больше нравится… и потом, ты сказала, что дурак — это мой сын, а меня тогда ты должна называть глупеньким, иначе в доме ничего будет не понять. Видишь, какая путаница?

— Кретин!

— Ну вот… а кретин-то кто? Кто-то другой?

И мы смеемся. И продолжаем весело болтать неизвестно о чем и неизвестно почему. Потом решаем повесить трубки и созвониться завтра. Бесполезное обещание. Мы уже и так это сделали. Когда долго болтаешь по телефону, когда не замечаешь, как бегут минуты, когда слова не имеют никакого смысла, когда думаешь, что если бы тебя кто-нибудь услышал, подумал бы, что ты свихнулся, когда никто из двоих не хочет класть трубку, когда после того, как она все же положила трубку, ты проверяешь, действительно ли она это сделала, это значит, ты попал. Или лучше сказать — ты влюблен. Что, по сути, одно и то же…

65

Следующие дни в Риме — самые обычные дни. Часовой пояс занял свое место. Снова холодно. Мы живем под разными крышами. Море отдаляется. Становится воспоминанием. Только фотографии напоминают об этом удивительном путешествии.

Но и они, в конце концов, занимают свое место в какой-нибудь коробке и забываются. Романи был рад нас снова увидеть, веселых и загорелых — в общем-то, благодаря ему. Еще больше он обрадовался, узнав, что мы готовы подписать контракт — работу мы получили тоже благодаря ему. У Паоло и Фабиолы, похоже, все хорошо. Паоло оставил идею стать агентом. Моим агентом. Он снова вернулся к своей коммерческой деятельности. Он позволяет Фабиоле, своей подруге, принимать за него решения, и поэтому все счета у него снова сошлись. Потому что, если бы у него счета не сошлись как на работе, так и вне ее, он бы рехнулся. Насколько мне известно из рассказов Паоло, мой отец и его подруга, имени которой мне никак не вспомнить, — впрочем, я на этот счет не напрягаюсь, — живут душа в душу, в согласии и любви. В любви. Насчет этого я тоже не хочу напрягаться. А вот о личной жизни мамы Паоло не имеет никаких сведений. Или, по крайней мере, ничего мне об этом не говорит. Он очень беспокоится за ее здоровье: несколько раз он видел маму в больнице, где она проходила какие-то обследования. Но и об этом Паоло ничего не знает точно. Или и в этом случае не хочет мне ничего говорить. Насчет этого я тоже не напрягаюсь. Просто не могу этого сделать. Мне было трудно даже прочитать книгу, которую мне подарила мама. Это история, очень похожая на нашу, но со счастливым концом. Там счастливый конец. Но это ведь просто книга.

— Привет, что делаешь?

— Собираю сумку и иду в спортзал.

Жизнь обрела прежний ритм. И Джин тоже.

— Да ты что, я тоже туда собираюсь, но чуть позже. Сегодня я иду… — она делает паузу, разыскивая в своем календаре подходящий спортзал. — В «Грегори Джим» на улице Григория VII! Хотя бы не слишком далеко. Увидимся?

— Конечно.

— Тогда целую и до скорого.

Даже не знаю, что должно случиться, чтобы я потерял уверенность в этом «конечно».

В спортзале здороваюсь с народом. И начинаю тренироваться. Без особых рывков, без напряга. Боюсь потянуть мышцы. Слишком долго я не тренировался.

— Эй, привет, с возвращением!

Это Гвидо Балестри, худой и, как всегда, улыбающийся. На нем все так же болтается бордовый тренировочный костюм, и новый худи, но той же марки, что и все его вещи.

— Привет. Тренируешься?

— Нет, я зашел в зал специально — надеялся встретить тебя.