44  

18

— Как прошла встреча?

Я не успеваю войти, как на меня набрасывается Паоло.

— Думаю, хорошо.

— Что значит — думаю, хорошо?

— Это значит, я думаю, что она прошла хорошо, что, возможно, я произвел хорошее впечатление.

— То есть?

— На следующей неделе начну работать.

— Отлично! Поздравляю! Надо отметить это дело. Я готовлю тебе сказочный ужин. Я стал классным поваром: пока тебя не было, я ходил на курсы к Костантини….

— Я сегодня не могу.

— Как это?

— Встречаюсь с друзьями.

— А может, с Евой?

Он смотрит на меня с сомнением, как будто у меня есть причины его обманывать. Мне становится смешно.

— Я же сказал — с друзьями. Ты стал совсем как мама.

— Кстати, она заходила, хотела тебя увидеть.

Я уже в комнате, и у меня нет никакого желания разговаривать. Во всяком случае, на эту тему. Но Паоло, естественно, нет до этого дела, и он кричит из кухни:

— Ты слышишь? Я с тобой говорю.

— Понятно, с кем же еще? Мы ведь здесь вдвоем.

Ну и тип. Паоло появляется в дверях.

— Посмотри, — у него в руках — прозрачный пакет. Он смотрит на меня с укором. — Ты что, не узнаешь? Колечки. Ты помнишь? Это то печенье, что пекла обычно мама, — с медом и орехами. Неужели забыл? Она всегда выкладывала их на радиатор, чтобы они стали мягкими, а мы набрасывались на них, когда нам разрешали посмотреть кино в понедельник вечером.

Паоло вынимает из пакета печененку:

— Никогда не поверю, что ты забыл.

Я прохожу мимо, задев его плечом.

— Да, я помню, но сейчас не хочу. Я иду на ужин.

Паоло недоволен. Он так и стоит с печеньем в руке: смотрит, как я надеваю куртку и беру ключи.

— Ладно, я съем парочку завтра утром за завтраком, договорились?

— Хорошо, как хочешь.

Паоло смотрит, как я выхожу, и переводит взгляд на печенье, откусывает кусочек:

— Ой, черствое…

— Положи его ненадолго в духовку.

Вхожу в лифт и застегиваю куртку. Ну и тоска. Провожу рукой по коротко стриженым волосам и приглаживаю их, насколько это возможно. Колечки — самое вкусное печенье в мире: не очень сладкие и вначале их трудно жевать, зато потом… Они чуть тверже резины, у них чудесный вкус, и там то и дело попадаются орехи.

Мама. Я снова вижу ее на кухне. «Положить в кастрюлю мед, хорошенько перемешать, и, мешая, все время снимать пробу…» Она подносила ко рту ложку на длинной ручке, поднимала чуть прикрытые глаза к потолку, чтобы лучше сконцентрироваться на вкусе. «Надо бы добавить сахара. Как думаешь?» И приглашала меня принять участие в игре: давала мне попробовать с деревянной ложки. Я кивал. Я всегда соглашался с ней. С мамой. С моей мамой. А она напевала: «Тридцать три коровы, тридцать три коровы, тридцать три коровы…». Она снимала красную крышку с сахарницы и, потряхивая, насыпала из нее в кастрюлю сахар. Столько, сколько нужно. Потом водружала крышку на место, ставила сахарницу на полку, вытирала руки о передник в цветочек, усаживалась рядом со мной, и мы вместе смотрели на тесто. «Если ты быстро сделаешь уроки, я дам тебе на одно колечко больше, чем Паоло… Только это между нами». И мы смеялись, она целовала меня в макушку, а я обнимал ее за плечи, сильно-сильно…

Вот блин! Как трудно забыть счастливые минуты своей жизни!

Еду по улице. В лицо дует теплый сентябрьский ветерок. Машин на дороге мало. Проезжаю Винья Стеллути и выкатываю на корсо Франча. Останавливаюсь у светофора, потом сворачиваю на виа Фламиния. Жму на газ. На следующем светофоре — зеленый, еду еще быстрее, чтобы успеть проскочить, пока там не загорится красный. Становится холоднее, я чувствую легкую дрожь. По краям дороги, покрытым травой, среди высоких холмов кое-где виднеются древние арки, а из-за высоких деревьев то и дело показывается луна. Мотоцикл теряет скорость. Топливо почти на нуле. Странно. Я ведь полный бак залил. Наверно, карбюратор барахлит? И жрет бензина больше, чем обычно. Добавляю газа, и, не уменьшая его, провожу рукой по левому боку бака, пытаясь нащупать рычажок. Опускаю его. Да, надо заправиться. Проезжаю мимо торгового центра Эуклиде, сворачиваю направо и вижу огни автозаправки. Останавливаюсь у колонки. Глушу мотор и вставляю ключи в крышку бака. Вытягиваю ноги и упираюсь в землю. Вынимаю из джинсов портмоне. Все так же, стоя, с мотоциклом между ног, вынимаю две банкноты по десять евро и вставляю их в аппарат. Одну он заглатывает, вторую выплевывает обратно. Я снова вставляю ее в щель, и пока она ползет, пинаю колонку. Через несколько секунд аппарат уведомляет меня, что он принял и вторую банкноту. Чуть пячусь вместе с мотоциклом и пытаюсь снять заправочный пистолет. Блин. Никак. Никак не снять. На колонке с бензином «супер» висит замок. Она заблокирована. Замок не такой, которым обычно закрывают колонки, а больше. Заблокирована даже кнопка для получения сдачи. Вот это да! Это трюк какого-то засранца, который решил поживиться за чужой счет. Этот гад упер у меня двадцать евро… Блин. Блин. Блин. У меня совсем нет времени. Мне надо ехать на встречу. Ну и хрень. Я закрываю бак, снова вставляю ключи в замок зажигания и яростно давлю на газ. Но отъезжаю недалеко. Колонка стоит одиноко в ночи. Несколько машин проносятся мимо: люди едут куда-то на выходные или просто выезжают поужинать подальше от Прима Порта. Через автозаправочную площадку проходит кот. Вдруг он останавливается и прислушивается, будто услышал какой-то странный шум. Застывает, повернув голову назад: шея вытянута, глаза полузакрыты. Как будто он ищет что-то. Но ничего не находит. Кот успокаивается и идет дальше, только ему известно, куда. Быстро летят облака, подгоняемые ветром. Они то и дело закрывают луну. Из-за будки на заправке выкатывается машина. Темно-синяя «Микра» с включенными габаритными огнями. Она медленно едет к колонке с бензином. Останавливается, мотор глохнет, и из машины выходит какой-то тип невысокого роста — на голове черная шапочка, вроде как женская, на плечах темная куртка «Levi’s». Тип оглядывается по сторонам. Вокруг никого. Он вынимает из кармана ключи и открывает замок. Взять заправочный пистолет он не успевает, потому что я набрасываюсь на него сзади.

  44  
×
×