Секрет (сборник)

Герцог, который получал множество приглашений от жителей Стеклянного города, жаждавших увидеть повсеместно прославленного героя, и к тому же владел обширными территориями на африканском побережье, объявил жене, маркизу Таргусу и лорду Корнелиусу, что через месяц они отбудут вместе с ним, и присовокупил, что по их возвращении Марина Ангус станет маркизой Таргус.

Разлука с обожаемой стала тяжким испытанием для Альбиона, но, утешенный заключением отцовской речи, он безропотно повиновался.

В последний свой вечер в Стрателлерее он в тоске прощался с безутешно рыдавшей Мариной. Вдруг она, словно очнувшись от горя, подняла на него прекрасные глаза, озаренные улыбкой, которая играла в слезах, как лучи солнца в хрустале, и прошептала: «Когда ты вернешься, я буду счастлива».

На этом они расстались, и во все время долгого океанского плавания Альбион нередко искал утешения в ее последних словах. Есть поверье, что слова друга при расставании становятся пророчеством, и эта мысль, конечно, весьма его успокаивала.

Глава 4

Мы благополучно прибыли в Стеклянный город и были встречены всеобщим ликованием. Герцог посетил свое королевство и, вернувшись в столицу метрополии, расположился в Саламанкском дворце, своей тамошней резиденции.

Где бы ни появлялся маркиз Таргус, он привлекал чрезвычайное внимание благородной красотой и вскорости завоевал дружбу множества самых знатных и выдающихся лиц Витрополя. Его склонность к изящной литературе и искусствам вообще снискала ему восторги многих художников и поэтов. Сам он обладал необыкновенным талантом, который, впрочем, тогда еще не развился в полную меру.

Как-то он в одиночестве воображал себе бескрайний водный простор, волнующийся между ним и прекрасной Мариной, и ему вздумалось воплотить свои чувства на бумаге, чтобы впоследствии, когда разлука сменится свиданием, поделиться ими с любимой. Он взял перо и за четверть часа сочинил короткое стихотворение поразительной красоты. Это занятие понравилось Альбиону и приглушило печаль, владевшую его сердцем. Оно открыло ему собственные безграничные способности, и его охватили жажда бессмертия и стремление прославиться.

Маркиз всегда глубоко чтил божественные труды, оставленные в назидание потомкам греческими трагиками, в особенности великим Софоклом, и глубоко проникся духом их орлиного полета в области высшие, чем земля или даже Парнас. Осознав свою поэтическую мощь, он вознамерился, подобно Мильтону, «сочинить нечто, чему многомилостивые музы не попустят сгинуть», и соответственно начал трагедию «Некрополь, или Город мертвых», где самым возвышенным слогом изобразил древнеегипетские мистерии. Столь совершенным было это удивительное творение, что брат, как сам мне говорил, «упивался словами, выходящими из-под собственного пера». По выражению выдающегося литератора (капитана Древа), «маркиз Таргус явил миру практически безупречный плод человеческого гения». Звучные строки «Некрополя» пронизаны нежной меланхолией: ум Альбиона полностью занимала Марина, и в его героине — Амальтее — воплотился ее образ. Эта трагедия стяжала ему лавровый венок, и все последующие сочинения, каждое лучше предыдущих, добавляли новые листки к тем, что уже украшали его чело.

Я не могу проследить литературную карьеру Альбиона во всем ее блеске, ни даже представить список различных его творений. Довольно сказать, что он сделался одним из величайших поэтов эпохи, и главной причиной, побуждавшей его упражняться на новом поприще, была надежда стать достойным обладания таким сокровищем, как Марина. Чем бы ни был поглощен маркиз, она не покидала его мыслей, и он не находил среди прекрасных дам Витрополя — богатых, знатных, блистательных, изощрявшихся в попытках привлечь его внимание — ни одной хотя бы сравнимой с нею.

Глава 5

Как-то вечером Альбиона пригласили в дом графа Круахана, где собралось многолюдное общество. Среди гостей присутствовала дама лет двадцати пяти — двадцати шести. Она была высока, ее лицо и фигура являли чистейший образец античной красоты. У нее были безупречные черты, большие сверкающие глаза, черные, как и роскошные локоны пышных вьющихся волос. Яркое впечатление усиливало алое бархатное платье, отделанное горностаем, а развевающийся плюмаж из черных страусовых перьев придавал ее внешности особое достоинство. Альбион едва ли замечал эту выдающуюся красавицу, пока граф Круахан не встал и не представил ее как леди Зельзию Элрингтон. Она считалась самой образованной, самой знаменитой женщиной Стеклянного города, и маркиз был рад случаю свести с ней знакомство. Довольно быстро она вовлекла его в остроумную беседу, а в искусстве общения с леди Зельзией не могла бы состязаться и мадам де Сталь. В данном случае она превзошла себя, ибо понравиться выдающемуся человеку было бы для нее чрезвычайно лестно.