Золотая химера Борджиа

– И что же вы сделали? – поинтересовался Альдо, которого эта история забавляла все больше и больше.

Ответила ему План-Крепэн:

– Поверьте, это было что-то грандиозное.

– Вы там были?

– Разумеется. На похоронах был весь интеллектуальный Париж: Академия, Коллеж де Франс, несколько министров, Университет, всех я перечислить не в силах! Однако это не помешало нашей маркизе во всеуслышание, громко и отчетливо сообщить свою точку зрения. Причем, подчеркиваю, очень изысканно. Это произвело огромное впечатление, куда большее, чем если бы мы назвали вдовца убийцей.

– Да неужели?

– Уверяю вас! Образец литоты! ^[12]Без единого прямого обвинения, при этом так точно и тонко, что не оставалось ни малейших сомнений. Да, речь была настолько убедительной, что на следующий день к нам тайно приехал префект полиции, интересуясь, нет ли у нас под рукой фактов, которые мы могли бы сообщить его ведомству.

– И что же вы ему ответили, тетя Амели?

– Ничего особенного. Дала понять, что злоба, которую вымещают день за днем, месяц за месяцем, год за годом, равна револьверной пуле и так же верно сводит в могилу. Вот только времени требуется больше. Префект – человек умный, он меня прекрасно понял. Так что ты видишь, твой родственник, а он родственник, это – увы! – неоспоримо имеет все основания называть меня «старой верблюдицей»… Хотя я бы не сказала, что это изящный оборот речи.

– Что касается его жены, – продолжала Мари-Анжелин, – то мы хотя бы порадовались, что ее похоронили по католическому обряду и отпели. С этим полубезумным еретиком…

– Еретиком? Разве он не католик? Человек с фамилией де Рокелор?

– Конечно, до поры до времени он был католиком, но потом все изменилось. С тех пор, как он стал друидом.

– Что-что? – в один голос воскликнули Альдо и Адальбер. – Каким друидом? Вы шутите?

– Какие уж тут шутки? – покачала головой госпожа де Соммьер. – Согласна, на первый взгляд, это кажется невероятной выдумкой, но тем не менее это чистая правда. Почти сорок лет тому назад – мы с ним примерно одногодки – он отказался от веры в Господа и выбрал себе не знаю уж кого для поклонения, окружив себя приспешниками и помощниками.

Друзья переглянулись. Все, что они услышали, могло бы послужить подспорьем для объяснения событий, происходивших в Шиноне. Поэтому Адальберу захотелось кое-что уточнить.

– Вы меня очень удивили! – заявил он. – Хотя, с другой стороны, и не слишком. Почему – я объясню позже! Хочу сказать следующее: я слушал лекции профессора в лицее Жансон. Не спорю, он с большим талантом пел хвалы кельтской цивилизации, однако его курс не ограничивался исключительно кельтами, он дошел до высокого Средневековья, эпохи цветущего христианства, где нельзя было обойтись без Господа Бога. Точно так же, как и во время Крестовых походов…

– Больше того, – подхватил Альдо. – Когда профессор рассказывал нам о своем обожаемом Шиноне, он не мог не упомянуть Жанны д’Арк. Говоря о ней, он ничуть не пытался отрицать, что она была посланницей небес.

– Только этого не хватало! Как-никак Жанна – наша национальная героиня, – поджав губы, заметила старая дама. – Хотя, конечно, не исключаю, что для этого милейшего ученого теперь совершенно одинаковы и омела, срезанная золотым серпом, и небесные голоса, услышанные маленькой пастушкой под дубом у себя в Лотарингии.

– Возможно, вы и правы, – поддержал маркизу, размышляя вслух, Адальбер. – И я думаю, вы не ошибаетесь относительно его приверженности друидизму. Во время нашего краткого и весьма поучительного путешествия мысль о чем-то подобном приходила нам в голову.

– Вот теперь самое время рассказать, как Мишель Бертье избежал смерти, – начал Альдо. – Расскажешь, Адальбер? Я еще во времена нашей египетской экспедиции имел возможность оценить великолепие твоего ораторского таланта.

– По какой причине ты решил запродать мою голову?

– И не думал! Напротив, воздаю кесарю кесарево. Мы тебя слушаем.

Рассказ Адальбера был выслушан почти в религиозном молчании. Даже Мари-Анжелин не произнесла ни слова. Она сидела, сложив на груди руки, и, казалось, была погружена в глубокое размышление. Когда Адальбер закончил, она задала вопрос: