Волки Лозарга

Днем у Гортензии было слишком много забот, чтобы думать о своих горестях. Один за другим начали появляться соседи: вдова де Сент-Круа, уже вся в черном с головы до ног. Видам д'Эйби, барон и баронесса д'Антремон. Надо было их где-то расселить, ведь уехать все собирались только после поминок. С помощью Клеманс и одной из ее племянниц, за которой срочно послали в деревню, Гортензии пришлось раньше, чем она рассчитывала, принять на себя управление хозяйством, и она обнаружила, что Дофина сделала ей и вправду ценный подарок. Глядя на комоды, полные чудесного белья, переложенного пучками ароматических трав, буфеты с посудой и сундуки с серебром, она поняла, что наследует целому поколению дам, обладавших поистине безупречным вкусом.

Когда они с Клеманс работали при свечах, Гортензия заметила, что время от времени служанка бросает на нее беспокойные взгляды.

– Что у вас на уме, Клеманс? Я вам чем-то не нравлюсь? Или вы жалеете, что мадемуазель Дофина оставила мне дом?

– Нет, нет… Просто я боюсь, что вы отсюда уедете. Ведь вы же ехали жить не сюда, а… в Лозарг.

– Бог с вами! Лозарг не мой и никогда моим не будет, да мне он и не нужен. Клеманс, до сих пор у меня вообще не было дома. Теперь благодаря вашей хозяйке у меня есть крыша над головой. Я никогда не уеду из этого дома… разве что только он сам не примет меня.

– Дом? Не примет вас? Да ведь он уже вас принял! Посмотрите на Мадам Пушинку, она к вам тоже привыкла.

В эту ночь Гортензии удалось немного отдохнуть. Дофина, завернутая в красивый, вышитый розами саван, давно уже приготовленный ею самой, лежала в гробу, и возле нее бодрствовало много народу. Каноник ушел спать и потребовал, чтобы и Гортензия поступила так же. Эта ночь принадлежала старым друзьям, тем, кто любил Дофину с тех самых пор, когда она еще была ребенком, и чьи сердца обливались кровью при мысли о том, что она покинула сей мир раньше их.

– Оставьте их с ней, – шепнул каноник. – Они будут вам за это благодарны. Да и завтрашний день обещается быть не из легких. Так что вам обязательно надо отдохнуть. Так хотела бы и сама наша дорогая усопшая.

Но Гортензия знала, что у себя в комнате за плотно закрытыми ставнями ей нелегко будет уснуть. Нельзя заставить себя отрешиться от осаждавших мыслей, а их в голове роилось предостаточно. Какой уж тут покой! Столько вопросов, на которые нет ответа! Вот, например, что будет завтра, когда Дофину понесут хоронить? Присоединится ли маркиз к остальным, присутствующим на церемонии прощания? И как тогда себя вести с хозяином Лозарга ей, новой владелице Комбера? У нее завтра будет много обязанностей, и каждую нужно выполнить до конца. Если придет маркиз, как перед всем народом не пригласить его на поминки? И что тогда делать?

Гортензия долго сидела в том же самом кресле, где провела когда-то бессонную ночь после своей странной помолвки. Она размышляла. Пригласить маркиза – значило оскорбить верных слуг мадемуазель де Комбер, не пригласить – тогда оскорбится вся местная знать. Она в этом случае не могла повиноваться лишь велению сердца, но все-таки в конце концов решила так: как бы то ни было, никогда убийца не переступит порог дома своей жертвы.

Успокоившись на этом, Гортензия наконец легла и погрузилась в столь необходимый ей глубокий сон. В последний путь на этой земле Дофину де Комбер провожало яркое солнце. На кладбище было очень много народа. Приехали даже из Сен-Флура и Шод-Эга. Доктор Бремон пришел с женой и дочерьми, и Гортензия была очень рада их видеть, до сих пор она не забыла, как тепло семья доктора принимала ее.

Но вот каноник произнес простую и вместе с тем прочувствованную молитву, и тело Дофины наконец предали земле на кладбище, где были похоронены все члены ее семьи. Один за другим люди подходили к могиле и бросали туда горсти земли. Гортензия подошла первой, за ней близкие друзья, потом остальные. Наконец те, кого не приглашали на поминки, поклонились новой хозяйке Комбера и разошлись.

По дороге к дому госпожа де Сент-Круа взяла Гортензию под руку.

– В моем возрасте долгие прогулки уже не доставляют удовольствия, – сказала она. – Приходится опираться на чью-нибудь молодую и сильную руку. И вдруг, понизив голос, прошептала: – Не смотрите! Он здесь!

– Кто?

– Этот безумец де Лозарг. Я заметила его в дальних рядах на кладбище. Он только что, когда все уже разошлись, подошел к могиле. Нет, нет, не оборачивайтесь! Вы не должны его видеть.