Пора свиданий

— Это вам на память, — сказала она, надевая ему цепь на шею, — носите ее и не забывайте обо мне.

Он странно улыбнулся уголками губ и немного взволнованным голосом сказал:

— Вы считаете, что только благодаря этому королевскому украшению я буду помнить о вас, мадам Катрин? Да если мне пришлось бы прожить двести лет, я не забыл бы вас. Но я с радостью буду носить цепь по большим праздникам, к тому же с гордостью, так как она от вас.

В последний вечер перед расставанием ужинали все вместе. Катрин с сожалением прощалась со своим малоразговорчивым добрым спутником, который был столь предан ей, смел и находчив. Несмотря на болезнь свекрови, ей хотелось придать ужину определенный блеск. С помощью Донасьены и щедростью птичьего двора монастыря ей удалось приготовить хоть и не торжественный, но вполне достойный ужин.

Надев одно из своих, теперь немногочисленных, элегантных платьев, она села рядом со своим гостем на сеньорском месте, а Готье не очень умело, но от чистого сердца, прислуживал им. Хозяева и гости с удовольствием поглощали суп из капусты и жареных каплунов.

Когда вышли из-за стола, было совсем темно, и Катрин справилась о Фортюна. Весь день она ждала его возвращения с безрассудной надеждой получить свежие вести, как будто можно было говорить о каких-то новостях в доме для прокаженных…

Она с огорчением узнала, что оруженосец еще не вернулся. К этому добавилось беспокойство, потому что Готье показался ей как никогда озабоченным.

— Он, видимо, задержался, — сказала Катрин после того, как еще раз заглянула к сторожу, — и вернется завтра. Но Готье покачал головой.

— Фортюна? Он точен как часы, и уходит всегда в одно и то же время. Приходит также в определенное время перед ужином. Это странно, что его до сих пор нет.

Они с тревогой посмотрели друг на друга. Им в голову пришла одна и та же мысль: с Фортюной что-то случилось. Но что?

Нежелательная встреча всегда возможна даже в этом крае, где было довольно спокойно после того, как арманьяки усилили гарнизоны в Карлате и молодой аббат Бернар де Кальмон возглавил аббатство. Англичане одну за другой сдавали захваченные ранее крепости в Оверни.

— Подождем, — предложила Катрин.

— Завтра на заре я пойду ему навстречу. Катрин хотела сказать: «Я пойду с тобой!», но передумала. Она не могла оставить Изабеллу. В редкие моменты просветления старая дама немедленно требовала ее к себе и так радовалась ее присутствию, что было бы совестно лишать ее этого. Катрин вздохнула:

— Хорошо, поступай, как считаешь нужным. Прежде чем лечь спать, она обошла дом, как заботливая хозяйка. Ведь аббат оставил его в полное распоряжение молодой графини де Монсальви, и она должна была убедиться, что все в порядке. Она зашла даже в конюшню, где разместили лошадей сопровождавшего ее эскорта. Там ее ожидал сюрприз — белая кобыла Морган, которую шотландец Хью Кеннеди, верный своему обещанию, велел привести в Монсальви. Морган была для нее почти как подруга. Они прекрасно понимали друг друга, и встреча была радостной.

— Ну вот, мы снова вместе и вместе будем стареть, — сказала задумчиво Катрин, гладя белоснежный круп лошади.

Большие глаза Морган смотрели на нее так выразительно, что Катрин сочла их не иначе как дьявольскими; задорное ржание маленькой кобылки ясно говорило о том, что она не верит словам хозяйки.

Это было поразительно, и Катрин засмеялась. Она протянула Морган кусочек сахара и по-дружески хлопнула ее по крупу.

— Мы желаем приключений, не так ли? Возвращаясь из конюшни, Катрин хотела побыть еще во дворе — ночь была прекрасна, но Донасьена пришла сказать ей, что приготовила постель в комнате по соседству с Изабеллой.

— Я хотела бы быть вместе с ней, — возразила Катрин. — Вы и так долго ухаживали за ней, Донасьена, и вам надо выспаться.

— Я прекрасно сплю на лавке, — ответила старая крестьянка, улыбаясь. — И потом, я надеюсь, что сегодня мадам будет спать спокойно. Аптекарь дал для нее отвар из мака… Вам бы тоже надо выпить этого отвара. Вы кажетесь возбужденной.

— Я думаю, что и так буду хорошо спать. Она пошла поцеловать Мишеля, который читал молитву под присмотром Готье. Дружба, которая соединяла мальчика с великаном нормандцем, развлекала и удивляла ее. Они прекрасно понимали друг друга, и если Готье проявлял к маленькому сеньору определенное почтение, то капризов он не допускал. Мишель же обожал Готье, и особенно за его силу. Малыш встретил свою мать так, словно она покинула его только вчера. На своих маленьких, еще не очень крепких ножках он бежал, едва завидев ее, прямо в объятия и, обвив ручонками шею, клал свою белокурую головку ей на плечо со вздохом облегчения.