Пора свиданий

Стягивая завязки накидки, развевающейся на ветру, Катрин повернулась, чтобы присоединиться к Саре и брату Этьену. Взволнованный голос Жака долетел до нее, как дуновение ветра:

— Нет, Катрин, не прощайте, а… до свидания! Она вздрогнула: те же самые или почти те же самые слова она кричала на пустынной дороге в Карлате, обезумевшая от страданий, но не отрекающаяся от своей надежды, которая не хотела умирать. Те же слова, да… но лишенные муки. Беспокойная жизнь снова захватит Жака, как только поворот дороги их разъединит. И очень хорошо, что это будет так!

Она наклонилась к Саре, сидевшей на камне и кутавшейся от холода, протянула ей руку, помогая встать, и улыбнулась брату Этьену.

— Я заставила вас ждать, простите меня! Мэтр Кер просил передать вам привет. А теперь нам пора.

Не говоря ни слова, они отправились в путь. Кривая дорога спускалась к пруду. Появившийся месяц рисовал на воде муаровые дорожки. Сев на лошадь, Катрин посмотрела назад. Слабый свет позволил ей различить силуэт Жака, плащ которого развевался на ветру. Не оборачиваясь, он скакал в гору. Катрин вздохнула и распрямилась в седле. Эта минутная слабость, проявленная ею, будет последней до падения Ла Тремуйля. В мире дворцовых интриг не было места для подобного малодушия.

Часть вторая. ОТМЩЕНИЕ

Глава первая. КОРОЛЕВСКИЕ РЫЦАРИ

Стоя перед глубоким проемом окна замка в Анже, Катрин рассеянно смотрела на улицу. Она так устала после многодневного путешествия, что совсем потеряла интерес к окружающей жизни. Недавно, когда вместе с Сарой и братом Этьеном они достигли берегов Луары, она едва не упала в обморок от голода и изнеможения.

Последние двенадцать дней они продвигались через провинцию Лимузен, охваченную голодом и разорением, через Марш и Пуату, где кровавые следы английского разбоя были видны повсюду. Путников подстерегали холод, бандиты, голодные волки, завывавшие вблизи деревенских околиц и амбаров, служивших Саре, брату Этьену и Катрин пристанищем. Каждый раз поиски еды, которой было все меньше и меньше, превращались в сложную задачу. Если бы не было монастырей, открывавших свои ворота перед братом Этьеном, и охранной грамоты королевы Иоланды, Катрин и ее спутники наверняка умерли бы от голода, так и не добравшись до Анжу. Молодая женщина наивно думала, что в герцогстве Анжу, любимом краю Иоланды, все эти кошмары кончатся. Но стало еще хуже!

Под проливным дождем, встретившим их на границе герцогства, Катрин и ее друзья ехали по стране, опустошенной прошлой осенью солдатами Вилла-Андрадо. Они встречали разоренные деревни, где некому было хоронить трупы, и только зима взяла на себя роль их могильщика; им предстали уничтоженные виноградники, поля, где весной не росла даже трава, обчищенные церкви, аббатства, сожженные замки, черные пожарища, на которых торчали перекрученные пни-остатки выжженных лесов, скелеты домашних животных, обглоданные и брошенные волками на обочинах дорог.

Они видели мужчин, женщин и детей, прятавшихся в пещерах и более похожих на диких животных, чем на людей. Для этих несчастных любой путник становился желанной добычей.

Однажды вечером они чудом спаслись от одичавших орд благодаря солдатам королевы, сопровождавшим повозку с продуктами, предназначенными голодающим. И когда наконец перед их взором предстали укрепленные редуты Пон-де-Се с их четырьмя арочными мостами, перекинутыми между тремя островами и огромным замком, брат Этьен, отличавшийся храбростью и самообладанием, не сдержался и выпалил: «Наконец-то мы у цели!»

Королевский пропуск позволил им без каких-либо затруднений пройти через сторожевые посты, и вскоре мощные крепостные стены Анже заключили в свои объятия путешественников, к их великой радости и облегчению. Но если сам герцогский город не пострадал от разбойничьих набегов Кастильца, если нищета не чувствовалась здесь так, как в провинции, все же и на этот некогда богатый и хорошо защищенный город тоже легла печать войны. Это читалось на мрачных лицах прохожих. Люди были угрюмы, многие носили траур. Не было того прежнего оживления, присущего богатому городу, на улицах разговаривали вполголоса, словно в церкви. Однако во всем чувствовалась властная рука и порядок: не было ни нищих, ни пьяных солдат, ни веселых девок. Этот город, с его садами и белыми домами с голубыми крышами, предназначенный для спокойной жизни, превратился в крепость, всегда готовую к отражению врага. Распластав свои крылья, как наседка над выводком, он нахохлился над беженцами, распределенными так, чтобы не мешать ни городскому порядку, ни обороне.