119  

Крестьяне уже собрались было уходить после быстрого крестного знамения, но Жорж знаком остановил их.

– Нет, не возвращайтесь к себе. Оставайтесь здесь. Мы пойдем праздновать Пасху на ферму. Если голубые туда заявятся, они не смогут задержать людей, которые просто едят и пьют! Так будет лучше, я уверен.

Гумно очень быстро опустело, и все направились в просторный зал фермеров, где сестры и мать Жоржа уже накрывали обильный ужин: открыли бутыли с сидром и расставили нехитрые деревенские закуски. Женщины принялись им помогать, а мужчины расположились у камина. То и дело слышалось «голубые»…

– Святая Пасха – это, конечно, очень хорошо, но ведь запрещено отмечать христианские праздники, ты это знаешь, Жорж.

Он пожал плечами и рассмеялся.

– Ну хорошо, мы скажем, что празднуем что-нибудь другое. Например… – он окинул присутствующих взглядом и остановился на Лукреции, потом проговорил медленно, не отводя от нее глаз – например, помолвку… – и поспешно добавил, – это она еще не запрещена.

Пьер Мерсье расхохотался, а Лукреция покраснела и отвела глаза. Она отошла и попыталась укрыться в тени, а потом выскользнула в приоткрывшуюся дверь. Жорж вскочил с места и последовал за ней.

– Лукреция! – нежно позвал он. – Лукреция, неужели вы на меня обиделись?

Она не ответила, но замедлила шаги, и он смог догнать ее. Жорж повторил вопрос.

– Вам не понравились мои слова о помолвке? Она покачала головой:

– Нет… но, не надо шутить такими вещами, Жорж. Для молодой девушки это святое.

– Для меня тоже. Клянусь вам, я вовсе не шутил.

Неужели вы не понимаете, что я никого, кроме вас, просто не замечаю?! Что у меня нет иной мечты, кроме как сделать вас своей женою!

Даже в ночной тьме было видно, что лицо Лукреции вспыхнуло, глаза загорелись.

– Это правда, Жорж? Правда? Значит… вы меня любите?

– А вы еще сомневаетесь в этом? Да, Лукреция, я вас люблю… Как бы я хотел найти такие слова, которые смогли бы объяснить, как сильно я вас люблю: больше всего на свете, больше родных, больше себя самого!

– Неужели больше, чем Бога и Короля?

Жорж невольно сжался, но не ответил: просто не знал, что сказать на это. Девушка нежно коснулась пальцем его щеки.

– Простите меня, Жорж, то был глупый и жестокий вопрос, его не в праве задавать ни одна женщина. На вас лежит высокая миссия, и я никогда не помешаю вам ее выполнить. Я слишком люблю вас…

Бережно и осторожно Кадудаль положил свои мощные руки на хрупкие плечи девушки.

– Неужели вы так любите меня, что готовы ждать? Ведь может так случиться, что мы поженимся еще не скоро. Я запрещаю своим людям жениться, даже любить – это отвлекает от дела. А я должен служить им примером. Мы сможем быть вместе только тогда, когда война закончится.

– Когда вернется король, я стану вашей, Жорж. А до тех пор сумею подождать, постараюсь быть вас достойной…

– Вы клянетесь?

– Я клянусь!

– И я клянусь: отныне для меня не будет существовать ни одна женщина, кроме вас, а когда король вернется, мы станем супругами!

Он все ближе придвигался к ней и наконец заключил в объятия.

– Люблю, – прошептал он, прижавшись губами к пышным волосам, растрепавшимся на ветру.

Так они стояли долго, заключив друг друга в объятия и прислушиваясь к биению своих сердец и отдаленному рокоту волн. Грусть и счастье слились в них воедино. Они понимали, что судьба нескоро позволит им соединиться. С фермы доносились веселые голоса, смех… Война казалась нереальной.

– Невозможно поверить, что вокруг бушует война, – прошептала Лукреция. – Все так спокойно.

– Мы победим в этой войне и у нас будет немало прекрасных часов – мы любим друг друга. Любовь защитит нас, а соединившись, никогда больше не расстанемся.

Но назавтра снова была война. Лукреция отправилась к родителям в Гонтье, а Жорж и Пьер принялись готовить свои первые вылазки. Ферма превратилась в генеральный штаб восстания во всем регионе Ванна. Отсюда Кадудаль и его люди наносили непрестанные удары по республиканским войскам, изматывая их бесконечными засадами, неожиданными ночными нападениями. Так продолжалось до того дня, когда их выдал предатель.

Случилось это в июне. Однажды ночью дом в Керлеано окружили восемь полицейских, и все его обитатели, за исключением маленьких детей, были арестованы: Жорж, его отец, мать, сестры, дядюшка Дени и верный Мерсье. Всех отправили в тюрьму Бреста, где им предстояло дожидаться суда.

  119  
×
×