Зеленые тени, Белый Кит

— Господи Боже! — воскликнул старик. — Да вы писатель!

— Как вы догадались?

Старик фыркнул, жестикулируя.

— Вся страна ими кишит. В Корке писатели ворочают камни, в Клишандре — бродят по болотам. Помяните мое слово, настанет день, когда на каждое человеческое существо будет приходиться по пять писателей!

— Да, я действительно писатель. Прошло несколько часов, как я сюда прибыл, и мне уже кажется, что солнца не было тыщу лет, а только ливни, холод, блуждание по дорогам. Мой режиссер где-то меня дожидается, если б я только нашел это место. Но у меня уже ноги отнялись.

Старик наклонился ко мне:

— Вам что, уже здесь разонравилось? Свысока смотрите?

— Ну…

Старик отмахнулся:

— Почему бы и нет? Всем нужно смотреть на кого-то свысока. Вы смотрите свысока на ирландцев. Ирландцы — на англичан, а те — на весь мир. В конце концов, все потом улаживается. Думаете, меня раздражает выражение вашего лица. Вы приехали проверить наше дыхание и убедиться, что оно кислое, измерить наши тени и убедиться, что они коротки? Нет! Это я помогу вам раскусить эту треклятую страну. Идемте туда, где вы сможете стать свидетелем жуткого события, кошмарной сцены. Туда, где встречаются парки и норны. Истинная родина ирландцев… А-а, до чего же вы его возненавидите! И все же…

— Все же?

— Прежде чем уехать, вы полюбите нас всех. Мы неотразимы. И знаем это. В этом-то и вся беда. Оттого что нам это известно, мы становимся еще невыносимее, а это, в свою очередь, заставляет нас лезть из кожи вон, чтобы стать еще неотразимее. Вот так мы и гоняемся за своим хвостом по всей стране, ничего при этом не выигрывая и ничего не теряя. Вот! Видите ту процессию из безработных, топающих по дороге в дырявых лохмотьях?

— Да!

— Это первый круг ада! А видите тот молодняк на велосипедах со сдутыми шинами и колесами без спиц, крутящих педали босыми ногами под дождем?

— Да!

— Это второй круг ада!

Старик замолчал.

— А там… можете прочесть? Третий круг!

Я прочитал вывеску:

— «У Гебера Финна»… да это же паб!

Старик изобразил удивление:

— Действительно, пожалуй, вы правы. Идемте, я познакомлю вас со своей… семьей!

— Семьей? Вы же говорили, что неженаты!

— Так и есть. И все равно — вперед!

Старик хорошенько стукнул по двери. И мы оказались в баре — сверкающие краны и с десяток встревоженных лиц резко обернувшихся к нам посетителей.

— Ребята, это я, — возвестил старик.

— Майк! Ну ты и напугал нас! — сказал один.

— А мы подумали, может, случилось чего! — сказал второй.

— Может, и случилось — по крайней мере для него. — Он похлопал меня по локтю. — Что будешь пить, парень?

Я осмотрелся вокруг, хотел сказать — «вина», но вместо этого ляпнул:

— Виски, пожалуйста.

— А мне «Гиннесс», — сказал Майк. — Теперь познакомимся со всеми. Вот Гебер Финн, он владеет пабом.

Финн протянул мне виски.

— Скорее всего тем, что от него осталось после того, как его прозакладывали три-четыре раза.

Майк двигался дальше, показывая пальцем.

— Это О'Гейвин, у него самые шикарные болота во всем Килкоке, он добывает торф, чтоб не гас огонь в ирландских очагах. Он искусный охотник и рыболов, как в сезон, так и в межсезонье.

О'Гейвин кивнул:

— Я браконьерствую. На воде и на суше.

— Вы честный человек, мистер О'Гейвин, — сказал я.

— Нет. Как только я найду работу, — сказал О'Гейвин, — я покончу с этим.

Майк повел меня дальше.

— Следующий — Кейси, может подковать твоего коня.

— Кузнец, — сказал Кейси.

— Спицы твоего велодрына.

— Починка велосипедов, — сказал Кейси.

— Или свечи твоего драндулета.

— Ремонт автомобилей, — сказал Кейси.

Майк двинулся дальше.

— А это Келли, наш торфяной учетчик!

— Мистер Келли, вы ведете учет торфа, добытого мистером О'Гейвином на болоте?

Все засмеялись, и Келли сказал:

— Это распространенное туристское заблуждение. Так мы называем беговые дорожки. Я эксперт по скачкам. Я развожу лошадей…

— Он распространяет билеты на тотализаторе, — сказал кто-то.

— Букмекер, — сказал Финн.

— Но «торфяной учетчик» звучит солиднее, не правда ли? — сказал Келли.

— В самом деле! — ответил я.

— А вот Тималти, знаток искусства.

Я пожал ему руку.

— Знаток искусства?

— Я до такой степени насмотрелся на марки, что у меня теперь глаз наметан на живопись, — объяснил Тималти. — Вообще-то я почтмейстер.