Зеленые тени, Белый Кит

Я встал и вышел в холл.

Сверху, в колодце лестничных пролетов, я увидел то, что и ожидал, — распахнутую входную дверь. Паркет залит лунным светом, поблескивают новенькие часы, свежесмазанные, и громко тикают.

Я спустился вниз и вышел из замка.

— А вот и ты, — сказала Нора. Она стояла у своей машины, на дороге.

Я подошел к ней.

— Ты вроде и слышал что-то, и не слышал, так? — спросила Нора.

— Так.

— Теперь ты готов покинуть Гринвуд, Вилли?

Я оглянулся на дом:

— Почти.

— Теперь ты убедился, что к старому возврата не будет? Теперь ты почувствовал, что наступила новая заря и новое утро? Ты чувствуешь, как вяло бьется мое сердце, перегоняя мою гнилую кровь, как иссохла у меня душа? Ты и сам не раз слышал, как бьется мое сердце у твоей груди, знаешь, какая я старая. Знаешь, как пуста я изнутри, какой мрак и уныние царят во мне. М-да…

Нора посмотрела на замок:

— Прошлой ночью, в два часа, я услышала, лежа в постели, как открывается парадная дверь. Я поняла, что дом просто отворил запоры, распахнулся и открыл плавно дверь. Я вышла на лестницу. Посмотрела вниз и увидела ручеек лунного света, проникающего в холл. И дом словно говорил мне: «Ступай, уходи вон отсюда по этой серебристой дорожке и уноси с собой всю свою темень. Ты носишь в себе плод. У тебя во чреве поселилась призрачная горечь. Твой ребенок никогда не увидит света. И однажды он тебя погубит, потому что ты не сможешь от него избавиться. Так чего же ты ждешь?»

Мне было страшно спуститься и захлопнуть дверь. К тому же я знала, что это правда, Вилли, и я знала, что уже не смогу уснуть. Тогда я спустилась вниз и вышла из дому.

Есть у меня в Женеве мрачный вертеп, я поселюсь там. А ты, Вилли, ты моложе меня и чище. Я хочу, чтобы замок стал твоим.

— Не так уж я молод.

— Ну уж моложе меня.

— И не так уж чист. Он и меня гонит. Дверь в мою спальню только что… тоже распахнулась.

— Ах, Вильям, — вздохнула Нора и коснулась моей щеки. — Ах, Вилли.

И сказала тихо:

— Прости.

— За что? Уйдем вместе.

Нора открыла дверцу машины:

— Можно, я сяду за руль? Мне это сейчас просто необходимо — промчать, пролететь всю дорогу до Дублина. Хорошо?

— Хорошо. А как же твои вещи?

— Все, что осталось внутри, пусть достанется замку… Ты куда?

Я остановился:

— Надо же захлопнуть дверь.

— Не нужно, — сказала Нора. — Оставь как есть.

— Но… ведь могут люди зайти.

У Норы появилась на устах слабая улыбка.

— Могут, но только хорошие люди. Так что не страшно.

— Да, — кивнул я наконец в ответ.

Я нехотя вернулся к машине. Сгущались тучи. Пошел дождь. Он падал с освещенного луной неба. Мягкий и ласковый, как безобидный лепет ангелочков.

Мы залезли в машину и захлопнули дверцы.

Нора завела мотор.

— Ну, готов? — спросила она.

— Готов.

— Вильям, — сказала она, — когда мы будем в Дублине, ты поживешь со мной несколько дней? Я хочу сказать, просто поживешь. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Ладно?

— Конечно.

— Как бы я хотела… — сказала она. В ее глазах стояли слезы.

— …ах, как бы я хотела сгореть и родиться снова. Я смогла бы тогда подойти к замку и войти в него и жить в этом доме, вечно купаясь в клубнике со сливками, как молочница, которая подойдет к дому завтра, увидит открытую дверь, и дом впустит ее, разрешит остаться. Ах, к чему теперь все эти разговоры?

— Поехали, Нора, — сказал я тихо.

Мотор взревел, мы вырвались из долины, пронеслись мимо озера так, что только гравий летел из-под колес. Взлетали на холмы, прошили дремучий лес. На последнем повороте все Норины слезинки уже высохли. Она гнала без оглядки, под сто, сквозь густую, непроглядную ночь, навстречу черному горизонту и промерзшему каменному городу. И всю дорогу я держал ее за руку.

Когда я проснулся на следующее утро, постель была похожа на изрытый, развороченный сугроб. Я встал, ощущая в своем заплесневелом костюме, что провел четыре дня и четыре ночи в рейсовом автобусе.

Ко второй подушке была приколота записка:

«Уезжаю в Венецию или к черту, что первым подвернется под руку. Спасибо за убежище. Если твоя жена когда-нибудь уйдет, приезжай и найди Нору Затяжных Дождей и Страшных Пожаров. До свидания».

Глава 16

Под седыми волосами на затылке у Финна был глаз. Волосы шевелились. Спина напрягалась.

— Это не янки ли вошел в дверь? — сказал он, вглядываясь в бокал, который вытирал так, словно это был хрустальный шар.