12 ульев, или Легенда о Тампуке

Через два часа возле спортивного комплекса, перекрыв выезд, остановилась чёрная «Волга». Жернавков вышел из машины и осмотрелся. В тусклом свете фонарей здание казалось маленьким и неухоженным. На улице заметно потеплело, и снег начал таять, стекая в колодцы грязными ручьями. Перепрыгивая через них, Владимир Федорович подошел к дверям.

— Чего надо? — спросил суровый голос.

— Шоколада, ответил Жернавков.

— Не понял.

— Корней Чуковский. Чего тут непонятного?

— Что дальше?

— Я до конца не помню.

— Чего?

— Стихи.

— Какие стихи?

— Неважно, — Жернавкову надоел этот разговор. — Мне нужно поговорить с Бурковым Андрей Яковлевичем. Срочно.

— Таких нет, — дверь начала медленно закрываться.

Майор понял, что допустил ошибку, и быстро поправился:

— Веди к Баю, потрох тухлый.

Лицо в дверном проеме изменилось. Человек открыл было рот, но тут из-за его спины послышался голос:

— Чего тут у тебя?

— Вот эта сука. Назвался Чуковским. Меня обозвал потрохом. Спрашивал Бая, — парень отошел в сторону, и на ступеньках появился еще один человек в спортивном костюме и пляжных тапочках.

— Ты чей, братишка? Под кем ходишь?

— Все мы под Богом ходим, — ответил Жернавков. — Что за пошлые вопросы?

— Босс отдыхает.

— Знаю, — соврал чекист, — иди скажи, от Гастрита с Гайморитом вести.

Старший еще немного помялся у дверей, потом отступил в сторону и пропустил Жернавкова, а сам направился на доклад. Под ненавидящим взглядом «вратаря» Владимир Федорович прохаживался по просторному холлу бассейна «Тихая пристань», вдыхая влажный воздух с привкусом хлорки.

В огромном зеркале, вмурованном в стену, отражалось почти все помещение. Особист периодически останавливался перед ним, вглядываясь с неподдельным интересом. Несколько скользящих движений руками по волосам сформировали на голове прямой холуйский пробор трактирного полового. Очки в толстой роговой оправе придали вид официанта-неудачника. Охраннику у дверей была абсолютно безразлична цель такого перевоплощения. Но ударить гостя по лицу захотелось еще больше.

— У вас есть пять минут. — Равнодушный голос прозвучал со ступенек, ведущих куда-то на второй этаж. — Шеф не в настроении.

* * *

Потрепанная «шестерка» с номерами Ф 911 СБ медленно подъехала к «Тихой пристани». Герман Семенович Пименов выключил фары и заглушил двигатель, подъезжая накатом. Добротная техника без помех передавала слова в наушник:

— Корней Чуковский. Чего тут непонятного?..

Пименов улыбнулся. Он успел вовремя. Жернавков только начинал работать. Устроившись поудобнее, насколько позволяло сиденье «Жигулей» шестой модели, Герман Семенович весь превратился в слух. Контрольной фразы он не пропустил бы в любом случае. Но привычка — она привычка и есть. Все вокруг перестало существовать, кроме малопонятного непосвященному разговора, доносящегося из крохотного наушника.

— Говори, — голос, по всей видимости, принадлежал Баю.

— Чего говорить-то? — с дрожью произнес Жернавков.

Пименов довольно потянулся, поправляя наушник. Он любил работать с майором и сейчас чувствовал себя как на концерте популярного артиста.

— Говори мне! — взревел Бурков, пытаясь сходу взять посетителя, что называется, «на голос».

Пименов заулыбался еще шире.

— Андрей Яковлевич, некоторые люди рекомендовали мне Вас, как самого умного и дальновидного... в бригаде. Именно поэтому я и решил обратиться к вам. Не могли бы вы отпустить своих людей, чтобы спокойно пообщаться один на один? Это дело, извините, не для «шестерок». И потом, меня уже обыскали, хоть и не очень умело. А с вашими данными вы меня, извиняюсь, одной левой.

— Я — левша, — в динамике послышался голос явно довольного похвалой Бая, — так что, считай, правой. — Бурков мрачно хохотнул. — Краб, свободен. Чего ты хочешь, запасной? А? Ты кто такой?

— Я, признаться, по натуре — жуткий трус. И находиться здесь, в вашем обществе, мне крайне неприятно. Но очень нужны деньги. У меня есть кассета, на которой сказано, что камень, который вас интересует, находится у некоего доктора Рыжова. Из записи Вы узнаете, где его искать. Я хотел бы продать ее за сто тысяч долларов.

Пименов знал, что его никто не услышит. Тем не менее прикрыл рот ладонью прежде, чем засмеяться. Приблизительно так же смеялся и Бурков, только в полный голос. Жернавков же затравленно хихикал, поправляя очки и волосы, не давая растрепаться дебильному пробору.