Полуночный танец дракона (сборник)

– Это Саймон Гросс.

Молодой человек молча посмотрел на старика, старик молча смотрел на молодого человека.

– Нет, это не Саймон Гросс, – сказал молодой человек.

– Нет, это не я, – сказал старик.

– И все-таки это так.

Оба медленно повернулись ко мне.

– Я вас не понимаю, – сказал девятнадцатилетний Саймон Гросс.

– Верни меня назад! – взмолился старик.

– Куда?

– Туда, откуда мы пришли!

– Уходите, – сказал молодой человек, пятясь к двери.

– Не могу, – ответил я. – Присмотрись получше. Таким ты станешь после того, как потеряешь себя. Да, это Саймон Гросс. Сорок лет спустя.

Некоторое время молодой моряк стоял неподвижно. Его взгляд скользил изучающе по фигуре старика и остановился наконец на его глазах. Лицо моряка раскраснелось, а руки непроизвольно то сжимались в кулаки, то разжимались.

– Кто же вы в самом деле? – наконец спросил он.

Голос старого-престарого дрогнул:

– Саймон Гросс.

– Сукин ты сын! – воскликнул молодой моряк. – Пропади ты пропадом!

И ударил старика по лицу, и еще раз, и еще, и старый-престарый человек стоял, осыпаемый градом ударов, пока не рухнул на мостовую, и его молодая ипостась склонилась над его телом.

– Он умер? – осведомился молодой человек.

– Ты убил его.

– У меня не было другого выхода.

– Что верно, то верно.

– Выходит, я убил самого себя?

– Все зависит от того, хочешь ли ты жить.

– Конечно хочу!

– Тогда возвращайся домой. Я заберу его с собой.

– Почему вы это сделали? – спросил Саймон Гросс, которому было всего девятнадцать.

– Потому что ты – гений.

– Вы продолжаете это говорить.

– Потому что это так и есть. Возвращайся домой! Не медли!

Он сделал пару шагов и снова замер.

– Это что – вторая попытка?

– Надеюсь, что да. Не забывай об этом. Ни за что не селись в Испании и не стреляй в Мадриде голубей!

– Я вообще не буду в них стрелять!

– Это точно?

– Точно!

– И еще – никогда не превращайся в такого старика, слышишь?

– Слышу.

– Ты ничего не забудешь?

– Ничего.

Он поспешил к дому.

– Теперь я отвезу тебя обратно, – сказал я, обращаясь к бездыханному телу, – и похороню в безымянной могиле.

Я уселся в свою Машину и бросил прощальный взгляд на пустынную улицу.

– Удачи тебе, Саймон Гросс, – прошептал я и, щелкнув переключателем, исчез в будущем.

После бала

Огни над зданием с облупившейся вывеской «Танцевальный зал Майрона» замигали, будто собираясь погаснуть, и крошечный оркестрик заиграл финальную тему. Гости, шурша одеждами и шаркая подошвами, стали направляться к выходу. Через минуту музыка смолкла, огни мигнули в последний раз и зал погрузился в темноту.

В следующее мгновение внизу открылась боковая дверь и из нее на улицу вышли пятеро (а может быть, и шестеро) музыкантов, несших футляры с внезапно потяжелевшими инструментами. Музыканты поспешили рассесться по своим машинам, явно не желая встречаться с многоголосой шумной толпой, спускавшейся по главной лестнице. К тому времени, когда на улицу вышли все участники бала – шестьдесят женщин весьма пожилого возраста и примерно такое же количество старых мужчин, – машины музыкантов уже исчезли в ночи, объятой наползавшим с гор и с моря туманом.

Около тридцати участников праздника выстроились на южной стороне улицы в ожидании трамвая местной линии, все же остальные, почему-то более шумные и веселые, перешли на находившуюся напротив остановку дальнего трамвая, который должен был отвезти их на тихоокеанское побережье.

Выстроившись в очередь и дрожа от знакомого всем калифорнийцам ночного холода (особенно чувствительного после дневной тридцатиградусной жары), мужчины чертыхались сквозь зубы, а дамы в цветастых вечерних платьях молча вглядывались в даль так, будто это могло ускорить появление транспорта.

Как ни странно, это, похоже, сработало.

– Едет, едет! – оживились дамы.

– Да, черт побери! – отозвались кавалеры.

Все это время они не смотрели друг на друга.

Даже когда огромный, похожий на трансконтинентальный экспресс сдвоенный трамвай остановился, рассыпая искры и шипя тормозами, кавалеры в измятых пропотевших смокингах галантно помогали своим разодетым в пух и прах дамам подняться по железным ступенькам, стараясь не смотреть на их лица.