Электрическое тело пою!

— Прошел примерно с милю вдоль берега и обратно. В общем, до самых бревен, где начало нового шоссе. Рассудил, что ничего другого мне не осталось и надо принять хоть какое-то участие…

— Новая дорога открыта?

— Открыта и работает. Разве не замечаешь?..

— Действительно… — Она снова тихо приподнялась в постели, склонив голову и прикрыв на мгновение глаза, чтобы лучше слышать. — Вот оно что! Вот отчего мне не по себе. Старая дорога! Она же действительно умерла…

Они прислушались к тишине за домом: старое шоссе опустело и высохло, как речное дно, когда наступает сезон, но только этому лету не будет конца, оно продлится вечно. За ночь река передвинулась в новые берега, переменила русло. Теперь было слышно лишь, как шумят на ветру деревья, да еще было слышно птиц, которые завели свои приветственные песни перед тем, как солнцу подняться из-за гор…

— Не шевелись!..

Они прислушались снова.

И точно — там вдали, в двухстах пятидесяти, а может в трехстах ярдах за лугом, ближе к морю, раздавался тот же знакомый издавна, но теперь приглушенный звук: река переменила русло, но не перестала течь, не перестала струиться и никогда не перестанет — через привольные земли на север и сквозь приумолкший рассвет на юг. А еще дальше, еще тише — голос настоящей воды, голос моря, которое будто притянуло их реку поближе к своему берегу…

Чарли Мур и его жена посидели еще минуту-другую не двигаясь, вслушиваясь в неясное бормотанье реки, несущейся и несущейся через поля.

— Фред Фергюсон пришел туда еще затемно, — сказал Чарли, и по тону его было понятно, что он уже припоминает Прошлое. — Толпа народу. Чиновники из шоссейного управления и все такое. Как налегли! Фред, так тот сразу подскочил — и за бревно. А я за другой конец. Вместе подняли и потащили с дороги прочь. А потом отступили на обочину… Чтоб не мешать машинам.

РАЗГОВОР ЗАКАЗАН ЗАРАНЕЕ

_{Night Call, Collect}

_{© О. Битов, перевод, 1997}

С чего это в памяти всплыли вдруг старые стихи?

Ответа он и сам не знал, но — всплыли:

• Представьте себе, представьте еще и еще раз,
• Что провода, висящие на черных столбах,
• Впитали миллиардные потоки слов человечьих,
• Какие слышали каждую ночь напролет,
• И сберегли для себя их смысл и значенье…

Он запнулся. Как там дальше? Ах да…

• И вот однажды, как вечерний кроссворд,
• Все услышанное составили вместе
• И принялись задумчиво перебирать слова,
• Как перебирает кубики слабоумный ребенок…

Опять запнулся. Что же там в конце? Постой-ка…

• Как зверь безмозглый,
• Сгребает гласные и согласные без разбора,
• За чудеса почитает дрянные советы
• И цедит их шепотом, с каждым ударом сердца
• Строго по одному…
• И в час полночный некто сядет в постели,
• Услышит гром звонка, поднимет трубку,
• И грянет голос — чей? Святого духа?
• Призрака из дальних созвездий?
• А это — он. Зверь.
• И с присвистом, смакуя звуки,
• Промчась по континентам, одолев безумие времени,
• Зверь вымолвит по слогам:
• — Здрав-ствуй-те…

Он перевел дух и закончил:

• Что же ответить ему, прежде немому,
• Затерянному неведомо где жестокому зверю,
• Как достойно ответить ему?

Он замолк.

Он сидел и молчал. Восьмидесятилетний старик, он сидел один в пустой комнате, в пустом доме, на пустой улице пустого города, на пустой планете Марс.

Он сидел, как сидел последние полвека, — сидел и ждал.