84  

— Крамли! — Я выхватил у него фонарь. — Дай-ка мне!

Осталось только одно место, где мы еще не смотрели. Я заглянул в саркофаг. Вглядевшись, я так и ахнул.

— Смотрите! — сказал я. — Там. Боже, что это? Ямки, зубчики, бугорки. Никогда не видел ничего подобного в могилах. А там, смотрите, на стыке: уж не свет ли оттуда пробивается? Точно, черт! Погодите!

Я вскочил на край саркофага и, удерживая равновесие, взглянул на одинаковые, равномерно расположенные зубцы на дне.

— Будь осторожен! — крикнул мне Крамли.

— Сам будь осторожен!

Я спрыгнул на дно саркофага.

Послышался скрип смазанного механизма. Подо мной пришел в движение какой-то противовес, и комната вокруг закачалась.

Я начал опускаться вниз вместе с полом. Мои ступни утонули во тьме, затем и колени. Крышка стала наклоняться вместе со мной и вдруг остановилась.

— Ступеньки! — воскликнул я. — Лестница!

— Что? — Генри потыкал палкой дно. — Да!

Дно саркофага в горизонтальном положении было похоже на ряд пирамидальных зубцов. Теперь же, когда дно наклонилось, они превратились в удобные ступени, ведущие под могилу.

Я начал торопливо спускаться вниз.

— Пошли!

— Пошли?! — переспросил Крамли. — Ты хоть знаешь, черт возьми, что там внизу?

— А там что, черт возьми! — показал я на захлопнувшуюся входную дверь.

— Проклятье!

Крамли залез на саркофаг и подал руку Генри. Тот подпрыгнул, как кошка.

Я медленно спускался по лестнице, дрожа, и водил фонарем. Генри и Крамли, чертыхаясь и пыхтя, шли следом.

Крышка саркофага плавно переходила внизу в следующий пролет лестницы, уводящий еще на десять футов в глубь катакомбы. Когда Крамли, шедший последним, переступил эту грань, крышка с шорохом поднялась и захлопнулась. Я бросил взгляд на закрывшийся над нами потолок и увидел висящий в полумраке противовес. С обратной стороны исчезнувшей лестницы торчало огромное железное кольцо. Отсюда, снизу, можно было схватиться за кольцо и, используя свой вес, опустить лестницу.

Все это я увидел в одно мгновение.

— Не нравится мне это место! — сказал Генри.

— Тебе-то откуда знать, что это за место? — спросил Крамли.

— И все равно не нравится. Слышишь? — сказал Генри.

Наверху ветер — или что-то другое — бился о входную дверь.

Крамли схватил фонарь и посветил им во все стороны.

— Теперь и мне не нравится это место.

В десяти футах от нас в стене виднелась дверь. Крамли дернул за ручку и что-то проворчал. Дверь открылась. Пропустив Генри между нами, мы с Крамли протиснулись в нее. Дверь захлопнулась за нашими спинами. И мы побежали.

«Прочь от чудовища, — думал я, — или прямо к нему в лапы?!»

— Не смотри! — крикнул Крамли.

— Что ты имеешь в виду: не смотри? — Генри молотил по воздуху своей тростью, стуча ботинками по каменному полу и мечась от стены к стене между нами.

Крамли, бежавший впереди, крикнул:

— Просто не смотри, и все!

Но я, пока мы мчались, натыкаясь на стены, все же разглядел груды костей и пирамиды черепов, разбитых гробов и разбросанных венков, через которые мы с шумом пробирались; загробное побоище; расколотые урны для благовоний, осколки статуй, растерзанные иконы, словно в разгар долгих похоронных торжеств смерть выпустила, прогоняя нас, шрапнель как раз в тот момент, когда мы убегали с одним-единственным фонариком, луч которого отскакивал от зеленовато-замшелых потолков и втыкался в квадратные дыры, где разлагалась плоть и улыбались оскалы черепов.

«Не смотреть? — думал я. — Нет, не останавливаться!» Я едва не толкнул Генри в бок, опьяненный страхом. Он осадил меня, хлестнув тростью, и припустил вперед, как изобличенный злодей.

Мы вслепую переносились из одной страны в другую, от груды костей к грудам жестянок, от мраморных сводов к бетонным, и вдруг очутились на территории старого, немого, черно-белого. Повсюду громоздились коробки с пленками, мелькали имена и названия фильмов.

— Черт, где это мы? — проговорил Крамли, задыхаясь.

— Раттиган! — услышал я свой собственный задыхающийся голос. — Ботуин! Боже мой! Мы же… на «Максимус филмз»! По ту сторону, мы прошли под стеной, сквозь стену!

В самом деле, мы оказались в подземном кинофонде Мэгги Ботуин и преисподней Констанции Раттиган, среди плохо освещенных фотопейзажей, по которым они бродили в 1920-м, в 22-м и 25-м. Это были уже не захоронения костей, а старые подвалы синематеки, о которой говорила мне Констанция во время наших прогулок. Я оглянулся во тьме и увидел, как настоящие мертвецы исчезают, а из мрака выступают призраки фильмов. Мимо проплывали названия: «Муж индианки»,[175] «Коварный доктор Фу Маньчжу»,[176] «Черный пират».[177] Здесь были не только фильмы, снятые на «Максимусе», но и ленты других киностудий, одолженные или украденные.

  84  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×