Мыльная сказка Шахерезады

— Еще раз меня пальцем тронешь, пойду к нашему директору, покажу ему вот это и про побои сообщу.

Зачем взрослые лгут?

— Понимают, что в молодости натворили много глупостей, и хотят удержать детей от опрометчивых шагов, — ответила я, — желают им счастья.

Звонок мобильного прозвучал так громко, что я вздрогнула и схватила трубку.

— Соловьева Ирина Алексеевна, москвичка, ранее проживала на Миусской площади, на задах улицы Горького. Отец Алексей Михайлович, авиаконструктор, доктор наук, профессор. Мать Ариадна Олеговна, чертежница, работала вместе с мужем. Бабушка, мать отца, Кира Алексеевна, поэтесса, скончалась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, через двенадцать месяцев после первой посадки Ирины.

Последняя фраза прозвучала настолько дико, что я переспросила:

— После чего?

— Ирина Алексеевна была осуждена в марте восемьдесят третьего за воровство. Отсидела два года. В восемьдесят шестом снова попала на зону по обвинению в нанесении телесных повреждений, повлекших за собой большой ущерб здоровью, — бубнил Семен. — На сей раз, учитывая рецидив, ей вломили много. Ира шила брезентовые рукавицы в Мордовии до восемьдесят девятого.

Я, стараясь не измениться в лице, слушала Семена. Вот тебе и учительница географии, тихая скромная женщина, решившая родить девочку от чужого мужа! Кате ни в коем случае нельзя знать даже крупицу правды.

— Эй, отреагируй, — потребовал Сеня, — подай гудок. Создалось впечатление, что я беседую с немой.

Я справилась с замешательством.

— Слышно прекрасно. Я нахожусь в компании Кати, тринадцатилетней дочери Ирины. Соловьева вовремя не вернулась домой, девочка нервничает. Я подумала, что ее мать задержалась у родственников. Но Катя ничего не знает ни о бабушке, ни о дедушке, их фото нет, они погибли в пожаре. Снимки, а не старики. Катюша лишь сообщила, что мама до ее появления на свет работала в школе учительницей географии.

Собачкин чихнул прямо в трубку.

— Круто! Надеюсь, ты не включила громкую связь?

— Не догадалась, — буркнула я, — давай без вопросов. Что еще у тебя есть?

— К школе такую козу на километр подпускать нельзя, — загудел Семен. — Научит первоклашек добру. Высшего образования у Ирины нет, географию она постигала, разъезжая по России в спецвагоне для зэков. Ей попалась отличная мать. Когда дочь отпускали, она всякий раз в своей квартире ее прописывала, небось надеялась, что Ирочка ума наберется. Ан нет, не в медведя конфетка! Девяносто первый год у Ирины ознаменовался новой посадкой, она торговала с лотка газетами на площади. Там завязалась драка, в которой убили гражданина Звягина Юрия Николаевича. Народу махалось много, но экспертиза доказала, что решающий удар ножом нанесла Ирина. И укатила наша красотка на двенадцать годков в солнечную Республику Коми. Но вот тебе фокус! В тысяча девятьсот девяносто девятом она была прописана в коммуналке на улице Щелкина.

— Что-то не сходится, — пробормотала я. — Ты, часом, не перепутал гражданок? Может, о другой Соловьевой сейчас рассказываешь?

— А ты, часом, не перепутала адрес нужной тебе бабы в эсэмэске, которую мне отправила? — разозлился Собачкин. — Может, не то название улицы написала?

— Нет, — ответила я.

— Ну и я нет, — отрезал Сеня. — Смотрю биографию тетки, чьи координаты от тебя получил.

— Человек не может оказаться одновременно в двух местах, или курорт, или Москва, — пробормотала я, глядя на Катю.

— Зона не курорт, — не понял Собачкин.

— Да, да, Катя мне чай предложила, — невпопад сказала я.

— Тьфу, забыл, — воскликнул Сеня. — Соловьева могла выйти по условно-досрочному освобождению. Хотя нет, надо отсидеть три четверти срока. Так что раньше двухтысячного Ирина за ворота зоны не могла шагнуть. Слушай, может, она таки освободилась в миллениум?

— Нет, — возразила я. — Катя появилась на свет в девяносто восьмом.

— Импосибл! — щегольнул знанием английского Соб. — Никаких детей у зэчки нет. Ни одного упоминания о дочери ни в каких документах.

— М-м-м, — промычала я. — В бумагах путаница! Архив затопило! Такое случается! Вот беда!

— Поговори с матерью Ирины, — посоветовал Соб, — с бабушкой Кати.

— Она жива! — ахнула я.

— Почему нет? — удивился Семен. — Ариадне Олеговне всего шестьдесят три года, по нынешним понятиям она еще невеста. Живет в прежней квартире на улице Горького. Сейчас вышлю адрес.