И тут я увидела вывеску «Клиника альтернативной пластической хирургии „Артемон“». Ну и ну! Неужели у того, кто обратится к местным специалистам, отрастет хвост и длинные уши, покрытые шерстью? Хотя не стоит ерничать. Украшают же стены многих детских поликлиник изображением доктора Айболита. Все забыли, что милый старичок-то по образованию ветеринар. «Приходи к нему лечиться и ворона, и лисица», и в Африку дедуля порулил, чтобы спасти обезьян. Ну не было у него лицензии на лечение детей. Какое отношение Айболит имеет к малышам? Лично я вижу некоторую нелогичность в таком оформлении кабинетов педиатров. Но, согласитесь, назвать клинику пластической хирургии «Артемон» еще более странно.
В просторном холле сидела только девушка-администратор. Услышав, что я приехала за Полкановым, она кивнула, убежала и через минуту привела Вадима. Он выглядел обычно. Ни кучерявой шерсти, ни усов, ни задорно поднятого вверх хвоста у него не было. Лицо не покрывали синяки, губы не опухли, кожа имела обычный цвет. Если над Полкановым и совершили какие-то манипуляции, это осталось незаметным.
— Дашута? — удивился Вадик. — А где Лизка?
— Она задерживается, — отрапортовала я, — попросила меня отвезти тебя на съемку.
Полканов схватился за сердце, закатил глаза, отбросил со лба невидимую прядь волос, вздернул подбородок и произнес:
— Минута опоздания к тревоге. Чу! Там шаги! Не смерть ли бродит у порога? А ну как ей на ум пришло меня забрать в час ночи серой?
— Сейчас день, — возразила я, — и ты выглядишь до тошноты здоровым. Лиза тоже в полном порядке, у нее с машиной ерунда какая-то.
— Ладно, говори, куда двигать, — перешел на нормальную речь Полканов.
Я взяла Вадима под руку и отвела к машине. Моего образования не хватает, чтобы понять, какую пьесу он сейчас процитировал. Вероятно, что-то из Шекспира. Может, это Лопе де Вега или Мольер.
Когда мы очутились в студии, я сказала Полканову:
— Желаю удачных съемок.
— Тьфу на тебя! — молниеносно разозлился Вадим. — Разве можно произносить эти слова перед началом работы? Удачу сглазишь. Не…
Закончить фразу он не успел. Послышался взрыв. Я инстинктивно присела и прикрыла голову руками. А Вадик, вот странность, совсем не испугался. Он топнул ногой:
— Пожалуйста! Началось! Лампа лопнула! А кто виноват? Ты со своими тупыми замечаниями.
Я выпрямилась.
— Извини, не имею ни малейшего понятия о местных порядках.
— Тогда лучше заткнись, — нахамил Вадик.
— Дорогой мой, — закудахтал толстый мужчина в джинсах и измятом темно-зеленом пуловере, выруливая из глубины помещения, — ну наконец-то!
— Привет, Гриша, — безо всякой радости ответил Вадик, — я не опоздал?
— Самую малость, — заверил Григорий, — часа на два, не больше. Кирилл, начинаем!
— Напомните сцену, — капризно прогундосил Полканов.
— Ну, я побегу, — сказала я.
— Этта кто? — полюбопытствовал Гриша, окидывая меня оценивающим взглядом. — Твоя мама?
От негодования у меня пропал голос, а Полканов даже не улыбнулся.
— Нет, квартирная хозяйка, я поселился у Дарьи на время съемок, Лизка куда-то подевалась, Васильева ее временно замещает.
Теперь я разозлилась так, что даже вспотела. Квартирная хозяйка? Вот здорово! И никого я не заменяю, оказала наглому актеру дружескую услугу, привезла его на съемочную площадку, нарушила свои планы, но больше никогда ему не помогу. Даже если Вадик свалится в речку, кишащую крокодилами, не протяну нахалу руку!
— Тебе нельзя уходить, — озабоченно заявил Григорий, хватая меня за руку. — По условиям контракта Вадим не имеет права находиться в павильоне без сопровождающего лица.
— Извините, я не имею ни малейшего отношения к Полканову, — возразила я. — Приютила Вадима и Елизавету в своем особняке исключительно по просьбе Маши Мирской, я не сдаю внаем комнаты и не нанималась быть тенью артиста. До свидания.
Гриша умоляюще сложил руки:
— Пожалуйста! Если Вадик тут останется один, меня сожрут юристы.
— Давай убьем всех адвокатов, — предложила я.
— Отлично сказала, — обрадовался Григорий, — я придерживаюсь того же мнения.
— Это Шекспир, — пояснила я.
— Гениально, — закатил глаза Гриша, — написано сто лет назад, а современнее некуда.
Я хотела напомнить режиссеру, что Шекспир родился в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом, а умер в тысяча шестьсот шестнадцатом году, а вовсе не столетие назад. Но потом решила не демонстрировать знаний, полученных во время курса зарубежной литературы. Твердо решив уйти, не обращая внимания на стенания Григория, я сделала шаг в сторону и услышала звонок телефона. На противоположном конце провода опять оказалась Лиза.