Искусство обмана

Адам замер, держа в руках подделку. Если он попытается придушить ее сейчас, поднимется много шума. Но позже…

– Тогда давай уже закончим с этим.

В полной тишине они поменяли полотна. Адам вешал оригинал, пока Кирби оборачивала копию. Затянув веревки, она снова направила свет на стену.

– Немного криво. Чуть-чуть влево.

– Слушай, я… – Адам замолчал, услышав слабый немелодичный свист.

– Он рано, – прошептала Кирби и схватила картину. – Неужели кто-то еще способен честно выполнять свои обязанности в наши дни?

Адам молниеносно прижал ее и картину к стене рядом с аркой. Оказавшись зажатой, практически задохнувшись, она сделала отчаянное усилие подавить рвущийся из горла смешок. Убежденная, что это разозлит Адама, задержала дыхание и сглотнула.

Свист становился громче. Кирби представила сторожа, бредущего по коридору, останавливавшегося то тут, то там, чтобы метнуть лучом света в очередной угол. Надеялась, что осмотр был поверхностным.

Адам почувствовал ее дрожь и сильнее вжал в стену. Так или иначе, ему придется защитить ее. Он уже забыл, что именно она впутала его в этот беспорядок. Теперь он думал только о том, как бы поскорее вытащить ее отсюда.

Луч света скользнул мимо дверного проема, свист раздался совсем рядом. Кирби дрожала как осиновый лист. Свет запрыгнул в комнату и понесся по стенам к арке. Адам напрягся всем телом, понимая, насколько они рискуют быть обнаруженными. Луч остановился, замер на мгновение, затем умчался. И наступила темнота.

Они не шелохнулись, хотя Кирби было ужасно неудобно, рама упиралась ей в спину. Они молчаливо ждали, пока свист не затих в глубинах галереи.

Адам шепотом успокоил:

– Все в порядке. Он ушел.

– Ты был великолепен. – Она прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать смех. – Никогда не думал о взломе с проникновением?

Он скользнул рукой по картине и затем крепко сжал ее. Когда придет время, он отплатит Кирби сполна.

– Пойдем.

– Хорошо. Сейчас, видимо, не самое подходящее время показывать тебе галерею. Жаль. В соседней комнате есть несколько прекрасных гравюр и просто изумительный папин натюрморт.

– Подписанный его собственным именем?

– Ну, хватит.

Они остановились в коридоре, желая удостовериться, что все чисто.

– Это низко, – заметила она.

И больше они не разговаривали до тех пор, пока не оказались под сенью деревьев. Адам повернулся к Кирби:

– Я возьму картину и поеду за тобой. Если выжмешь больше пятидесяти, я тебя прикончу.

Когда они подошли к машинам, Кирби замерла и внимательно посмотрела на него серьезным взглядом, несказанно поразив его.

– Я очень ценю то, что ты сделал, Адам. Надеюсь, ты не думаешь о нас плохо. Это важно.

Он коснулся ее щеки.

– Я еще не решил, как мне думать о вас.

Ее губы слегка изогнулись.

– Тогда все в порядке. У тебя есть время.

– Забирайся внутрь и поезжай, – приказал он, едва не забыв, что должен действовать решительно. Она могла заставить любого мужчину забыть о многих вещах.

Дорога домой заняла в два раза больше времени, Кирби не превышала допустимый лимит. Она снова оставила «порше» перед парадной дверью, зная, что Кардс о нем позаботится. Оказавшись внутри, она сразу же направилась в гостиную.

«Ну что ж. Кажется, ему довольно удобно, но, думаю, я его немного вытяну».

Адам, прислонившись к косяку, ждал, пока Кирби уложит отца. Развязав галстук и сняв с Филиппа обувь, она накрыла его своей шалью и поцеловала лысеющую голову.

– Папа, – пробормотала она. – Тебя перехитрили.

– Мы поговорим наверху, Кирби. Сейчас.

Выпрямившись, она посмотрела на Адама долгим спокойным взглядом.

– Ты так мило просишь… – Она взяла из бара графин бренди и два бокала. – Надеюсь, это будет дружелюбный допрос. – Она промчалась мимо него наверх.

Глава 8

Кирби включила розовую лампу, разлила виски. Передав Адаму бокал, скинула обувь и уселась на кровать, скрестив ноги и наблюдая, как он разорвал бумагу и принялся осматривать картину.

Нахмурившись, он изучал мазки кисти, оценивал цветовое решение, венецианскую технику, характерную для Тициана. Невероятно, думал он. Просто невероятно.

– Это точно копия?

Она улыбнулась, потерла бокал, чтобы разогреть бренди, но не сделала ни единого глотка.