Повести Ангрии

— Позвольте спросить: вы здесь одна? — осведомился сэр Уильям. — Или ваши друзья где-то поблизости?

— Я одна. Я всегда гуляю одна.

— Хм! И я один. Очень неразумно для девушки бродить в одиночестве по безлюдным полям. Возьму на себя смелость предложить вам свою защиту до конца прогулки, а затем сопроводить вас до дома.

Мисс Гастингс принялась отнекиваться. Она не хочет причинять сэру Уильяму беспокойства. Она привыкла обходиться сама. Эти места абсолютно безопасны и прочая.

Сэр Уильям вместо ответа продел ее руку под свой локоть.

— Не слушаю никаких возражений, — сказал он. — Я знаю, как лучше.

Видя, что ускользнуть не удастся, мисс Гастингс сослалась на поздний час. Ей надо немедля поворачивать к дому.

О нет, сэр Уильям приглашает ей пройти еще с полмили. Она успеет вернуться в Заморну дотемна, а с ним ей нечего опасаться.

Итак, они двинулись. Мисс Гастингс быстро прикинула, совершает ли она нечто по-настоящему дурное, и рассудила, что нет и что преступной глупостью было бы отринуть мгновения счастья, которые дарит случай. К тому же в целом мире не осталось никого, кто смог бы ее упрекнуть, никого, перед кем бы она давала отчет, — отца или брата. Мисс Гастингс была сама себе хозяйка и вполне полагалась на собственное благоразумие, которое, уж конечно, не допустит ее до беды.

Отбросив, таким образом, сомнения и полностью отдавшись упоительному восторгу, она устремилась вперед столь быстро и легко, что сэр Уильям вынужден был прибавить шаг, дабы не отстать.

— Полегче, полегче, — сказал он наконец. — Я предпочитаю неспешные прогулки. Трудно беседовать на бегу.

— Вечер такой удивительно приятный, — ответила мисс Гастингс, — а трава в лугах такая мягкая и зеленая, что у меня на душе как-то необычно легко. Впрочем, раз вы просите, я пойду медленнее.

— А теперь, — продолжал баронет, — не расскажете ли вы мне, что поделываете в Заморне и как вам живется?

— Я преподаю. У меня два класса по двенадцать учениц. Плату я беру по высшему разряду, так что голодная смерть мне не грозит.

— Однако хватает ли вам денег? Вы не нуждаетесь?

— О, я богата как жид. Собираюсь впервые в жизни начать откладывать. Когда накоплю две тысячи фунтов, брошу работу и заживу как дама.

— О, так вы отличный маленький управляющий! Я-то думал, что, если оставить вас на месяц-два без присмотра, вы впадете в бедность и будете рады дружескому предложению помощи. Однако вы справляетесь возмутительно хорошо.

— Я не хочу быть никому обязана.

— А я не желаю слышать таких гордых речей. Помните, Фортуна переменчива и порою изменяет даже лучшим из нас. Возможно, я еще сумею сломить ваше упорство.

— Вот уж у вас я не возьму и шести пенсов, даже если буду умирать от голода, — проговорила мисс Гастингс, глядя на него с лукавым выражением, которое было естественным для ее глаз, но которому она редко давала волю.

— Вот как, милая барышня? Осторожнее, не давайте поспешных зароков. Если вам придется просить, вы возблагодарите судьбу за возможность обратиться к человеку, который поможет с радостью, а мало кто сделает это охотнее меня. Скажу откровенно: ваша униженная просьба доставит мне большое удовольствие. Я еще не забыл, как вы отказались принять глупый маленький крестик.

— О нет, — сказала мисс Гастингс. — Я в то время так плохо вас знала, что считала невозможным принять подарок.

— Теперь вы знаете меня лучше, а крестик со мной. Возьмете его?

Он вытащил из жилетного кармана зеленую коробочку и раскрыл.

— Нет, — ответила она.

— Хм, — проговорил сэр Уильям с необычной для себя досадой. — Когда-нибудь я вам это припомню! Вот ведь вздорное поведение!

— Я не хотела вас обидеть, — взмолилась мисс Гастингс, — просто мне неприятно было бы взять у вас что-нибудь ценное. Я приняла бы в подарок маленькую книжку, листок бумаги с вашим именем, соломинку, камешек — но не бриллиант.

Чувство, на которое намекали эти слова, было весьма лестным, и сэр Уильям невольно улыбнулся их безыскусной простоте. Его лоб разгладился.

— Что ж, мисс Гастингс, вы по крайней мере умеете ответить любезностью на любезность, — сказал он. — Я вам признателен. Я уже вообразил себя никудышным генералом, раз любая моя тактика не дает мне и на шаг приблизиться к крепости; я не преодолел ни одного оборонительного вала. Впрочем, если в цитадели у меня есть союзник, если сердце на моей стороне, то все хорошо.