Унесенные ветром. Том 2

— Они твои. Что Уэйд Хэмптон сделал для папы? Разве это он ходил за ним, когда папа заболел и ослаб? Разве он купал его, и одевал его, и брил? Разве он был с ним, когда пришли янки? Разве он воровал для него? Но будь идиотом, Порк! Если кто и заслужил часы, так это ты. И я знаю, что папа одобрил бы меня. Держи.

Она взяла черную руку и положила Порку на ладонь часы. Порк с благоговением уставился на них, и по лицу его медленно разлилась радость.

— Это правда мне, мисс Скарлетт?

— Да, конечно.

— Ну-у.., благодарствуйте, мэм.

— Хочешь, чтобы я отвезла их в Атланту и отдала граверу?

— А гравер — это кто? — В голосе Порка звучало подозрение.

— Это такой человек, который напишет на задней крышке что-нибудь вроде.., ну, например, так: «Верному и преданному слуге Порку — от семьи О’Хара».

— Не-е.., благодарствуйте, мэм. Не надо этого гребера. — И Порк шагнул в сторону двери, крепко сжимая в руке часы. Легкая улыбка тронула губы Скарлетт.

— А почему, Порк? Ты что, не веришь мне, думаешь, я их тебе не верну?

— Нет, мэм, я вам верю.., только понимаете, мэм, вы ведь можете и передумать.

— Никогда я не передумаю.

— Ну, или, скажем, можете их продать. Я так думаю, они кучу денег стоят.

— Неужели ты считаешь, что я могу продать папины часы?

— Да, мэм, если вам деньги понадобятся.

— Тебя побить за это мало, Порк. Я, пожалуй, передумаю и возьму часы назад.

— Нот, мэм, не возьмете! — Впервые за весь день проблеск улыбки появился на удрученном лице Порка. — Я ведь вас знаю… И вот что, мисс Скарлетт…

— Да, Порк?

— Были бы вы к белым хоть вполовину такая милая, как к нам, неграм, люди куда бы лучше к вам относились.

— Они и так достаточно хорошо ко мне относятся, — сказала она. — А теперь пойди, найди мистера Эшли и скажи ему, что я хочу его видеть немедленно.

Эшли сел на хрупкий стулик, стоявший у письменного стола Эллин, — под его длинным телом стулик сразу показался совсем маленьким, — и выслушал предложение Скарлетт поделить пополам доходы с лесопилки. За все время, пока она говорила, он ни разу не поднял на нее глаза и ни слова не произнес. Он сидел и смотрел на свои руки, медленно поворачивая их — то ладонями, то тыльной стороною вверх, словно никогда прежде не видел. Несмотря на тяжелую работу, руки у него были по-прежнему тонкие и нежные, на редкость хорошо ухоженные для фермера.

Скарлетт немного смущало то, что он сидел, не поднимая головы, и молчал, и она удвоила усилия, нахваливая лесопилку. Для пущей убедительности она пустила в ход все свое очарование — и зазывные взгляды и улыбки, но — тщетно: Эшли не поднимал глаз. Если бы он хоть взглянул на нее! Она ни словом не обмолвилась о том, что знает от Уилла о решении Эшли уехать на Север, и говорила так, словно была убеждена, что у него нет никаких причин не согласиться с ее предложением. Но он все молчал, и голос ее мало-помалу замер. Как-то уж слишком решительно распрямил он свои узкие плечи, и это встревожило ее. Но не станет же он отказываться! Какой предлог может он найти для отказа?

— Эшли, — вновь начала было она и умолкла. Она не собиралась выставлять в качестве довода свою беременность, ей не хотелось даже думать о том, что Эшли видит ее раздутой и безобразной, но поскольку все другие уговоры, казалось, ни к чему не привели, она решила пустить в ход эту последнюю карту и сослаться на свою беспомощность. — Вы должны переехать в Атланту. Я нуждаюсь в вашей помощи, потому что мне скоро будет не под силу заниматься лесопилками. Не один месяц пройдет, прежде чем я снова смогу, потому что.., понимаете ли.., ну, словом, потому…

— Прошу вас! — резко перебил он ее. — Бога ради, Скарлетт!.. Он вскочил, подошел к окну и встал к ней спиной, глядя на то, как утки горделиво дефилируют через задний двор.

— Это потому.., именно потому вы и не хотели смотреть на меня? — с несчастным видом спросила она его. — Я знаю, я выгляжу…

Он стремительно повернулся к ней, и его серые глаза встретились с ее глазами — в них была такая мольба, что она невольно прижала руки к горлу.

— Да при чем тут то, как вы выглядите! — в ярости выкрикнул он. — Вы же знаете, что для меня вы всегда красавица. Волна счастья залила ее, и глаза наполнились слезами.

— Как это мило — сказать такое! А мне было так стыдно показываться вам…

— Вам было стыдно? Чего же тут стыдиться? Это я должен стыдиться и стыжусь. Если бы не моя глупость, вы бы никогда не очутились в такой ситуации, вы бы никогда не вышли замуж за франка. Я не должен был отпускать вас из Тары прошлой зимой. Ох, какой же я был дурак! Мне следовало бы знать.., следовало знать, что вы доведены до отчаяния и потому способны.., я должен был бы.., должен… — Лицо его приняло измученное, растерянное выражение.