Катрин и хранитель сокровищ

Его голос сделался хриплым, и он отвернулся, но в колеблющемся свете факела Катрин увидела слезу, одну-единственную слезу, скатившуюся по его небритой щеке и скрывшуюся в бороде. Побежденная, она упала перед скованным узником на колени и нежно вытерла оставшийся на щеке влажный след.

— Гарэн, — прошептала она, — почему вы не сказали мне об этом раньше? Зачем вы молчали? Неужели вы не понимали, что я бы вам помогла? Если бы я знала об этой ужасной истории раньше, то герцог, клянусь, никогда бы не дотронулся до меня; я никогда не навлекла бы на вас этот стыд, эту жуткую пытку!

— Это было бы ошибкой, моя прелесть. Ты создана для любви и счастья, чтобы давать жизнь. Со мной твоя жизнь зашла бы в тупик…

Гнев Катрин был обращен теперь на другого. Теперь она ненавидела Филиппа… за тот жестокий и холодный расчет, жертвой которого стал Гарэн. Как мог герцог использовать в своих целях тайну этой трагедии, которую ему открыл случай? Ее недоброжелательность по отношению к мужу исчезла.

— Я не могу позволить вам умереть, — торопливо прошептала она. — Мы должны сделать что — нибудь, этот человек, ваш тюремщик, он любит золото. Если мы предложим ему богатство и место, где скрыться, он даст вам бежать… Послушайте, у меня нет денег, но есть мои драгоценности, все камни, что вы дали мне, даже тот знаменитый черный алмаз. Любой из них для этого человека будет целым состоянием…

— Нет, — резко перебил Гарэн. — Не продолжай! Я благодарен за предложение, продиктованное твоим сердцем и чувством справедливости, но у меня больше нет никакого желания жить! Филипп Машфуан и его советники оказали мне услугу, приговорив к смерти. Ты не представляешь, как я устал от жизни.

Катрин не сводила глаз с рук Гарэна, закованных в кандалы. Эти руки наводили на мысль о необычайном смирении и о недолговечности.

— Свобода! — шепнула она. — Свобода — это чудесная вещь! Вы еще молоды и полны жизни и будете богаты, если захотите. Того, что я сохранила, вам хватит, чтобы начать новую жизнь где-нибудь в другом месте… Вдали отсюда вы могли бы начать все сначала…

— Что я буду делать со своей свободой? Продолжать страдать от той изощренной и бесчеловечной танталовой пытки, которой ты для меня являешься? Оставаться Прометеем, скованным своим собственным бессилием и вечно пожираемым заживо стервятником желания, покуда старость не положит этому конец? Нет, Катрин, я помирился с тобой и умру теперь счастливым человеком, поверь мне!

Она еще долго продолжала бы убеждать его, устрашенная мыслью о том, что конец его столь близок. Все это выглядело такой чудовищной несправедливостью!

Она искренне забыла, что только совсем недавно сама подверглась в его руках гораздо более жестокому обращению. Но на лестнице вдруг раздались шаги и гул голосов.

— Кто-то идет, — сказал Гарэн, услышав их. — Тюремщик, и с ним, несомненно, святой отец, который пришел исповедать меня. Тебе надо идти. Прощай, Катрин.

Прости мне, что я не сделал тебя счастливой, и поминай меня иногда в твоих молитвах. Я умру с твоим именем на устах.

Его изуродованное шрамом лицо было таким неподвижным, как будто было высечено из камня. На глаза Катрин навернулись слезы. Она в волнении заломила руки.

— Неужели я действительно ничего не могу сделать для вас?.. Совсем ничего? Я бы отдала что угодно, чтобы иметь возможность помочь вам хоть чем-нибудь…

В уцелевшем глазу Гарэна внезапно появился проблеск.

— Может быть, — прошептал он очень тихо. — Слушай! Я не боюсь ни пытки, ни смерти, по мысль о том, что меня проволокут по городу, страшит меня. Чтоб меня волокли, как скотину на бойню, — в пыли, у ног толпы, под брань и плевки тупого сброда… да, это меня пугает! Если ты сможешь избавить меня от этого, я буду молиться Господу, чтоб он благословил тебя…

— Но как?

Дверь камеры отворилась, и вошел Руссо в сопровождении перепоясанного веревкой монаха, чьи руки были спрятаны в длинных рукавах рясы, а лицо скрыто тенью капюшона.

— Время вышло! — сказал Катрин тюремщик. — Я и так уже оставил вас тут слишком долго. Но добрый отец никому не скажет. Идите…

— Еще секунду! — вскричал Гарэн. Затем он посмотрел на Катрин умоляющим взглядом. — Перед тем, как покончить с этой жизнью, я хотел бы выпить еще одну пинту доброго бонского вина… мой распорядитель по винам, Абу, прекрасно умеет его готовить! Попроси этого человек разрешить тебе переслать мне бутыль!

— Вот настоящий бургундец! Не хочет отбросить копыта, не выпив напоследок! Это я понимаю, я и сам люблю бонское!