– А из моей ванной всю жизнь слышно, что в вашей ванной делается, – бесхитростно призналась Маня и, увидав слегка изменившееся лицо Кеши, быстренько добавила: – Но никогда не подслушиваю, особенно когда вы вдвоем душ принимаете.
Аркадий, всегда бледный, словно вампир, вдруг приобрел вид молодой редиски – лоб и подбородок белые, щеки ярко-розовые. Но Машка, не обратив внимания на метаморфозу, уже неслась дальше:
– Мухомор гнилой, поганка подмосковная. Вчера вечером ущипнул меня за попу.
– Так, – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, протянул Кеша, – а ты что?
– Как дам ему коленкой с размаху по яйцам! – гордо ответила дочь и, сияя, пояснила: – Дениска научил. Прямо так и сказал: начнет кто приставать, сразу ногой по яйцам!
– Маня! – снова возмутилась я, мысленно благодаря сына моей лучшей подруги за науку. – Так вести себя просто неприлично.
– Не слушай маму, – велел Кеша, – очень даже прилично, когда тебя за задницу хватают. И что он сказал?
Маруся разинула было рот, но вовремя осеклась и сообщила:
– Лучше промолчу.
– А ты что ответила?
Машка хихикнула:
– Пожалуй, лучше снова промолчу.
Кеша тяжело вздохнул.
– Вот и молодец, больше помалкивай да наглецам спуску не давай, сразу промеж ног лупи.
– Обязательно, не волнуйся, не дура, – успокоила его сестра.
Глава двадцатая
На следующий день в районе полудня я подкатила к дому на улице Черняховского. Во дворе царило необычайное оживление. Группки жильцов взволнованно переговаривались между собой. Я увидела уже знакомую лифтершу и поинтересовалась:
– Нина приехала?
– С утра по делам отправилась, – отмахнулась бабка, – тут такие дела творятся!
– Что-то произошло?
– Юрку убили, дворника нашего! И кому помешал? Тихий такой, услужливый. Когда напьется, спит без задних ног, не дерется, не матерится. Вон, вон, гляди, жена приехала, в морг возили опознавать.
Возле стареньких «Жигулей» сгорбилась полная, преждевременно состарившаяся баба. Из ее необъятной груди вырывались судорожные всхлипывания. Увидав притихших людей, баба ухватилась за голову и взвыла:
– Юронька, муженек любимый, на кого бросил!
Несколько старух кинулось к вдове.
– Вот горе, вот горе, – словно заведенная твердила лифтерша, – и зачем он в эту больницу поехал!
– В какую больницу? – навострила я уши.
– Так Юрку нашли за городом, аккурат у оградки 662-й клиники, – пояснила старушка, – говорят, еще вчера убили, утром, то-то его весь день видно не было. Ну чего его туда поволокло? Далеко, в области.
Не слушая словоохотливую бабулю, я побрела к машине. Значит, Нина где-то гоняет, а дворника убили. В прошлый раз он говорил, что встретил девушку в аэропорту Шереметьево. Вроде провожала инвалида, Юра даже припомнил, как Нина без конца повторяла незнакомое слово: «бен», «бен», «бен». Сдается, звучало слегка по-другому – «bien», «bien», «bien». Это по-французски, а по-нашему просто – «хорошо» или «ладно».
Внезапно с серого неба повалил крупными хлопьями липкий снег, почему-то стало теплее. «Вольво» в мгновение ока превратился в бесформенный сугроб. Я быстренько влезла в пахнущий любимыми духами салон и вытащила «Голуаз». Наверное, Аркашка прав, даме больше пристало курить «Собрание» и «Давидофф», ну на худой конец «Парламент» или ментоловый «Вог». Я же, дитя дефицита, всегда почитала за счастье купить болгарские «ВТ». «Голуаз» оказались первыми западными сигаретами, и мое сердце принадлежит им безраздельно. К тому же от всех других разрекламированных марок я парадоксальным образом начинаю судорожно кашлять. «Такой вот пердимонокль», – как любила повторять моя бабушка, когда дедуля обнаруживал у нее на руках пятого туза. Бабушка обожала играть в карты и самозабвенно жульничала. Мыслила абсолютно логично, курила папиросы и держала дедушку под каблуком. Любовь к детективным расследованиям у меня явно от нее.
Я тихонько пускала дым и пыталась навести порядок в мыслях. Юра сказал, что привезли вместе с Ниной инвалида из 662-й больницы, еще жаловался, что пришлось нести молодую женщину на руках. А убили его прямо у этой клиники. Зачем мужик поехал туда снова?
Внезапно перед глазами предстала ужасная картина: весь в гипсе и бинтах, Базиль медленно умирает на продавленной койке. Могло ведь быть и так. Корзинкин и Нина на обратной дороге из Горловки попадают в аварию. Ну не справился Базиль с управлением и вломился, предположим, в дерево… Шофер сильно пострадал, Нина – жива-здорова. Девушка ловит попутку и быстренько везет истекающего кровью кавалера в 662-ю больницу. Почему туда? Да все очень просто.