– Какая Нина? – отреагировала я на знакомое имя.
– Да та, кому ногу продала, ой, рассказывать все времени нет.
– Что я тебя, в ведре унесу?
– Давай халат и косынку, прикинусь уборщицей.
Ну хитрюга! Сама ускачет, а несчастной санитарке вломят по первое число.
Я подошла к тумбочке и вылила всю нетронутую тарелку с супом на кровать.
– Ты чего? – изумилась больная.
– Молчи, если хочешь убежать. Сиди спокойно, сейчас вернусь.
Охранник уставился на меня взглядом змеи.
– Убралась? Быстренько.
Я протянула ему одну из полученных пятидесятирублевых купюр и прикинулась окончательной деревенщиной:
– Не побрезгуйте, дяденька!
Секьюрити секунду смотрел на бумажку, потом расхохотался:
– Оставь себе, заработала. Но то, что поделиться хотела, – ценю. Ладно, ступай, замолвлю за тебя словечко.
– Сейчас вернусь.
– Зачем? – посерьезнел охранник.
– Больная из 20-й суп пролила, просила белье сменить.
Мужик молча пошел в конец коридора, потом заглянул в палату и дал добро.
– Давай беги, одна нога здесь, другая там.
Я понеслась вниз. В каморке стояла каталка с большим мешком, набитым грязными простынями, она-то мне и нужна. Буквально через три минуты я вкатила ее в палату. Девчонка, нервно кусая губы, металась перед окном.
– Что это?
Не отвечая, я вывалила из мешка окровавленные простыни. Порывшись, нашла относительно чистый пододеяльник и ловко переменила белье. Из оставшегося сформировала некое подобие человеческой фигуры и прикрыла одеялом. Получилось крайне правдоподобно – больная спит, накрывшись с головой: может, ей свет мешает или холодно!
Растопырив на каталке пустой грязный мешок, велела:
– Лезь!
Понятливая девица ужом юркнула внутрь, я воткнула туда же испачканное супом постельное белье. Оно высовывалось из горловины, демонстрируя, что мешок набит грязным бельем.
Кряхтя, повезла тяжелую тележку по коридору. Испуганная девчонка вела себя идеально, лежала неподвижно.
– Ну и дурочка, – ласково укорил секьюрити, наблюдая, как я пытаюсь затолкать сооружение в лифт, – в другой раз просто сними грязь да унеси, виданное ли дело, такую тележку ради одной смены переть!
Чувствуя, как по спине бегут капли пота, я доехала до парадного входа и нарвалась на другого охранника.
– С ума сошла, – заорал он, – к заднему выходу давай, тут только для больных.
Пришлось разворачиваться и вновь пересекать холл. У черного входа стояло несколько каталок с точно такими же узлами. Я подергала дверь – заперто. Наклонившись к мешку, велела:
– Лежи смирно, не бойся, сейчас вернусь.
В каморке надела вновь часы, серьги и кольца, бросила в шкафчик халат и помчалась назад. Девчонка, кряхтя, вылезла из мешка.
– Чуть не задохнулась, – пожаловалась она.
Я надела на нее свою куртку, и, изображая посетительниц, мы двинулись к выходу.
Глава двадцать первая
«Вольво» мирно стоял у забора, довольно далеко от проходной. Увидав, как я отпираю переднюю дверь машины, девчонка напряглась, потом развернулась и понеслась по дороге. Я не торопясь села за руль. Никуда не денется – шоссе прямое как стрела, а по бокам глубокие, наполненные жидкой ноябрьской грязью овраги.
Догнав споро бегущую дурочку, я приоткрыла окно и крикнула:
– Ну ты даешь, обещала три тысячи, а теперь удираешь в моей куртке!
– Нужны тебе мои деньги, – огрызнулась девчонка, не останавливаясь.
– До Москвы бежать будешь? – усмехнулась я. – Давай, давай, погляжу, на сколько твоей спортивной закалки хватит.
Минут через пять, тяжело дыша, беглянка остановилась и затравленно пробормотала:
– Ладно, твоя взяла, делай со мной что хочешь, только Нинке не отдавай, лучше сразу убей.
Я открыла дверцу, «больная» влезла внутрь и зарыдала. Она продолжала плакать до тех пор, пока «Вольво» не подкатил к метро «Аэропорт». Увидав, что машина паркуется возле подземного перехода, девчонка стала на глазах синеть и забормотала, теряя остатки разума:
– О, нет, только не сюда, только не к Нине!
Я внимательно поглядела на нее.
– Слушай, сама ищу эту Нину, если объяснишь, что она с тобой сделала, получишь хорошую сумму денег, да еще спрячу тебя в надежном месте.
– Кто вы?
– Частный детектив. Меня наняли специально, чтобы разоблачить Самохвалову.
Спутница вновь разрыдалась, но на этот раз с видимым облегчением. Глядя, как она утирает кулаком сопли, я повернула на боковую дорожку и проходными дворами выехала на Чапаевский проезд. В огромном городе есть только одно место, где мы можем спокойно потолковать, – крошечная квартирка Оксаны.