Невыносимое одиночество

Его пылкая любовь к Биргитте умерла раз и навсегда.

У родителей не было времени думать о каком-то щенке, но Биргитта заметила, что рискует потерять своего меланхоличного, а в общем-то привлекательного рыцаря — привлекательного именно в силу своей меланхолической подавленности.

— Ах, что я надела, я не видела, что здесь щенок, мне показалось, что это башмак, я…

— Поторапливайтесь! — крикнула ее мать, поднявшись на галерею. — Здесь горит пол…

Вместе со своим мужем она пыталась затоптать ногами огонь, и тут… И тут случилось нечто неслыханное, ужасное.

Стоящие внизу молодые люди с ужасом увидели, как галерея падает. Прямо перед ними провалился пол — в том месте, где стояли столбы, подпирающие галерею. Или, вернее, столбы провалились в отверстие в полу. Они зловеще и медленно опускались вниз, пол качался под ногами Микаела, Стейерхорны отчаянно вопили наверху — и медленно, ужасающе медленно балюстрада и вся галерея оседали на пол, столбы трещали, все рушилось. К счастью, во время падения светильники на балюстраде погасли, иначе мог бы случиться пожар.

Держа на руках щенка, Микаел схватил Биргитту за руку и потащил в другой конец комнаты — там на них не могло уже ничего свалиться. В ушах у них все еще стояли крики несчастных, хотя теперь уже никто не кричал.

Когда грохот затих и пыль осела, они увидели в деревянном полу огромную дыру, поглотившую столбы и балки. В другом конце комнаты стоял слуга, с ужасом взирая на происходящее.

И тут Биргитта закричала.

У Микаела не было времени, чтобы заниматься ею. Положив на пол испуганно барахтающегося щенка, он принялся разбирать упавшие брусья и планки. Очнувшись от оцепенения, слуга бросился ему на помощь. Биргитта же, напротив, была в истерике, никакой помощи от нее нельзя было ожидать.

— Надо соблюдать осторожность, — сказал слуга, — чтобы не провалиться в подвал. Пол осел в нескольких местах.

— Да, — пробормотал Микаел, и ни один мускул на его лице не дрогнул, — я вижу, там торчит рука…

Он почувствовал тяжесть в груди: ему не хотелось вспоминать о подвале.

Ценой большого напряжения, в лихорадочной спешке они высвободили сначала графа, а потом графиню. К счастью, на них обрушилась не такая большая тяжесть, оба были живы, хотя графиня была ранена.

Они положили их на диваны в рыцарском зале. Граф быстро пришел в себя, обоим была оказана помощь.

— Пол здесь всегда был непрочным, — сказал слуга, — и мы обычно подпирали столбы балками в подвале.

Микаел отвернулся, чувствуя, что лицо его страшно побледнело.

Часы в рыцарском зале пробили десять.

— Будет лучше, если мы вызовем доктора, — сказал Микаел.

— В городе нет ни одного врача, — озабоченно произнес граф.

— Тогда я пришлю сюда военного врача и несколько солдат.

Графиня тоже очнулась. Она пыталась было встать в знак протеста, но безуспешно.

— Мы и так справимся, — сердито произнесла она. — Мои ранения поверхностные: царапины на голове и на груди. Это, конечно, плохо, но…

— Мы справимся, — почти прошептал граф. — Нам не нужна помощь.

— Состояние ваше неважное, должен вам сказать, — заметил Микаел.

Повернувшись к слуге, он спросил:

— Вы последите за тем, чтобы у них было все необходимое? Я скоро приду и принесу перевязочный материал и лекарства. Но сначала мне нужно встретиться с одной персоной…

Говоря это, он почувствовал горечь.

Как только он вышел, граф поднялся.

— Он не должен приводить сюда шведов! Нам здесь не нужны посторонние. Как ты себя чувствуешь? — спросил он жену.

— У меня был просто шок. Но я тоже считаю, что мы сможем пережить это. Не все же так простодушны и доверчивы, как Микаел. Здесь могут оказаться и шпионы! А нам это не нужно! — она со стоном снова опустилась на диван. — Как все это могло случиться, не понимаю!

Микаел быстро шел через двор к строению, которое, скорее всего, и было каретником. Издали он увидел стройную, черную фигуру.

Он весь дрожал от возмущения.

— Как Вы решились на такое? — укоризненно произнес он. — Вы чуть не сделали меня виновником убийства! И то, что они остались живы, не Ваша заслуга!

Она улыбнулась. Терпеливой, проницательной улыбкой.

— Они слишком тяжелые, — коротко заметила она. — Им не следовало подниматься на галерею.