Очень полезная книга

С другой же стороны, она почему-то не замечала, что ей, по женскому ее положению, достается лучшее место у костра, самое теплое одеяло, самый вкусный кусок или, в бою, противник послабее. И к тому, что он, противник, обычно сам ее не атакует, предпочитая иметь дело с мужчинами, и только обороняется вынужденно, она давно привыкла. И никак не ожидала, что мальчишка-нолькр внезапно вероломно нападет именно на нее! Она была совершенно не готова отразить удар, да и нечем было: оружие пришло в негодность, а когтей у нее не имелось от природы. Зато у Кьетта когти были — маленькие, но острые как сабли, они полоснули ее прямо по лицу…

Собственно, этого оказалось достаточно. Гамиза Цыв не боялась кровавых ран, оставленных на теле мечом или стрелами. Но равенство равенством, а какой девушке понравится ходить с располосованной физиономией? Лучшая из дочерей славного народа муншаз отступила с паническим визгом, пряча лицо в ладонях. А Кьетт вцепился в глотку ринувшегося на него рыцаря…

Если бы не испортилось оружие героев, у Кьетта не было бы ни малейшего шанса против них, скорее всего, он был бы уже мертв. Если бы герои оказались магическими существами, он получил бы неплохой шанс их победить. Но они были людьми, причем лучшими в своем роде. Силе, выносливости, опыту каждого из троих он мог противопоставить только скорость — слишком мало, чтобы выиграть бой, но достаточно, чтобы задержать их на пару минут, дать спутникам возможность сбежать.

Так он полагал по юношескому недомыслию, не умея учитывать внешние обстоятельства в лице Болимса Влека. То ли ноги у снурла разъехались на пружинящем полу, то ли споткнулся он о едва заметный кольцевой выступ — рухнул с размаху, ничком, вскрикнул отчаянно. Кьетт обернулся на его крик, отвлекся на одно лишь мгновение… Разумеется, враг не замедлил этим воспользоваться. Лекко Амезу напал сзади, оторвал нолькра от истекающего кровью Симиаза и со всей своей могучей силы шарахнул о стену. И если бы это была обычная каменная стена, больше о Кьетте Краввере нам рассказывать бы не пришлось, разве что о его пышном погребении за счет замковой казны. К счастью, эластичная поверхность смягчила удар. Кьетт сполз по ней на пол, оставляя кровавый след, и затих.

Иван остался один на один с врагом. А враг сжимал обвисшую тушку снурла в удушающем захвате; его, вернее, еерасполосованная морда кривилась в радостной ухмылке:

— Не вздумай бежать! Или я ему шею сверну!

Она любила убивать. Ей казалось, так она мстит за вековое унижение всего женского рода, обделенного несправедливыми богами в момент творения. И шею снурловому самцу она свернула бы без колебаний, не посмотрела бы, что он смешной, неуклюжий и слабый. И Иван, никогда прежде не демонстрировавший чудеса проницательности, взглянул в ее бешеные черные глаза — и вдруг все это понял. И отступил. То есть просто сел на пол в обнимку с кристаллом — будь что будет!

А враги угрожающе надвигались на него, высоченные, как осадные башни, мощные, как кони-тяжеловозы… И все-таки они медлили. Опасались. Потому что — почвовед! Кто знает, на какое зло способен?! Да еще кристалл у него в руках вроде бы начал светиться…

— Убью! — тихо, угрожающе обещал Иван. — Урою, гады!…! — Этой угрозой он не ограничился, еще кое-что добавил. Что именно — мы умолчим, потому что в минуты сильного душевного волнения любой может выразиться некорректно. Отметим лишь, что герои, ни слова не разобрав, вообразили, будто он читает особые почвоведческиезаклинания, и здорово испугались.

— Молчать! — панически взвизгнула Гамиза, сильнее стиснула снурлову шею. — Ни слова больше, или он умрет! Вставай!.. Медленно!.. Отойди от камня… Ну!

И тут у Ивана сорвало крышу. Начисто. От захлестнувшей его ненависти он вообще перестал что-либо соображать. Он бил, бил, не думая ни о чем, или, скорее, это его били, но он почти не чувствовал боли. Рот и нос превратились в одно кровавое месиво, престал видеть правый глаз, что-то хрустнуло в боку, но он продолжал бить, ничего вокруг не замечая. Единственное, что еще как-то доходило до одурманенного болью и яростью сознания, — это непрекращающиеся вопли Гамизы: «Назад! Или снурл умрет!» Но это уже не могло его остановить. Он хотел убивать больше, чем жить. Он, пожалуй, и не заметил, если бы убили его самого, — все продолжал бы кулаками махать.