Враг невидим

Ошарашенный этой мыслью, он попытался вскочить – не тут-то было. Единственное, что ему удалось – это оторвать голову от подушки, и то она сразу упала обратно. Вдобавок, чьи-то сильные руки легли ему на плечи, удерживая мягко, но крепко.

– Ш-ш-ш! – раздался над головой мягкий голос доктора Саргасса. – Не так быстро, Веттели, вставать вам пока рановато.

Прохладная ладонь успокаивающе погладила по щеке и задержалась на шее, там, где пульсирует сонная артерия.

Сразу стало жутковато. В такхеметском полевом госпитале так ласково обращались лишь с теми, кому в самое ближайшее время предстояло помереть. Да и пульс на шее обычно проверяли у тех, в ком уже подозревали покойников. Неужели вчерашняя история ещё не кончилась?

– Почему? – шёпотом спросил он, громче что-то не вышло. – Почему рановато? Я вообще где?

– В изоляторе, где же ещё, – терпеливо пояснил Саргасс. – А вставать рановато, потому что вы ещё не вполне пришли в себя. Через часок-другой, я думаю, можно будет попробовать, но не сию минуту.

– А! – обрадовался Веттели: кандидату в покойники не станут обещать, что он поднимется на ноги через часок-другой. – А где Эмили? – последнее, что он помнил, это как ведьма отсылает её за Саргассом. Сколько прошло с тех пор? Целая ночь? Он почувствовал, что соскучился.

– Я, наконец, прогнал её спать! – объявил Саргасс с гордым видом полководца-победителя. – Она вторые сутки отказывалась от вас отойти, хотя в этом не было никакой нужды. Ваше состояние давно уже перестало внушать опасения.

Ах, как это мило с её стороны, какая она любящая и заботливая, подумал Веттели сентиментально… Что?!!

– Что?!! Вторые сутки?! Какой сегодня день? – сколько же он проспал? Что скажет начальство?

– Вторник. Да не паникуйте вы так! Вы официально освобождены от занятий на неделю.

То ли у него всё было на лице написано, то ли доктор Саргасс тоже принадлежал к числу лиц, искушённых в безмолвной речи.

– На неделю! – от сердца отлегло, перспектива бездельничать ещё пару дней приятно грела душу, но место для тревоги в ней всё-таки осталось. – Боюсь, как бы меня всё-таки не уволили. Слишком уж часто я пропускаю уроки.

– Не переживайте, не уволят, – авторитетно заверил Саргасс. – Все очень рады, что вы остались в живых. Профессор Инджерсолл сам обещал к вам попозже зайти.

– Да, – кивнул Веттели, поудобнее устраиваясь на подушке – теперь он успокоился окончательно. – Я тоже рад. В какой-то момент мне казалось, что я обязательно умру, – доверительно признался он. – Просто чудо, что обошлось.

И тут доктор Саргасс смерил его долгим, странным взглядом. И ещё более странные слова произнёс, усевшись рядом на край кровати, и как бы невзначай взяв за запястье.

– А знаете, Веттели, на самом деле не обошлось. Вы действительно умерли в воскресенье, в восемь тридцать пять пополудни.

– Я… что?! Умер? То есть, СОВСЕМ? – смысл услышанного дошёл до сознания не сразу, а когда дошёл, захотелось ещё раз умереть. – Значит, я уже того… труп? Бессмысленная нежить? – в глазах, стыд какой, стало горячо и мокро, сто лет такого не бывало. Только бы Саргасс не заметил! Неужели безмозглые и хищные чудовища тоже способны плакать? Стоило тогда помирать!

– Добрые боги, разумеется, не совсем! – поспешил опровергнуть доктор почти сердито. – Какая там нежить? Вас не было в этом мире три минуты двадцать пять секунд, кратковременная остановка сердца. К счастью, у вас очень живучий организм – даже удивительно при тех проклятиях, что на вас лежали, и при том состоянии, до которого они успели вас довести. Вопреки нашим опасениям, вас довольно легко удалось реанимировать, и уже к утру опасность, хвала добрым богам, миновала окончательно. Так что в своей принадлежности к числу живых можете не сомневаться.

– Спасибо! – выдохнул Веттели с чувством, непонятно кому адресуя свою горячую благодарность: своим спасителям, добрым богам или собственному живучему организму. Потом вспомнил о главном, и не столько спросил, сколько с удовлетворением констатировал казавшийся очевидным факт. – Значит, я стал нормальным человеком, и убийства, наконец, прекратились. Надеюсь, моё проклятие согласятся приравнять к одержимости и меня за них не повесят. Было бы обидно, правда?

– Правда, – серьёзно кивнул собеседник. – Это было бы действительно обидно. Но вас не повесят, даже не сомневайтесь. Потому что к убийствам вы не имеете никого отношения, теперь это доказано.