Враг невидим

– Ну, как прогулка? Проветрил организм?

– О, да! – ответил он, не вдаваясь в подробности. – Прогулка прошла превосходно! Проветрился так, что лучше не бывает.

…После пятичасового чая его настигла совесть, и он пошёл сдаваться. Нашёл профессора Инджерсолла, и честно признался, что организм его в полном порядке, самочувствие великолепное, поэтому для дальнейшего пропуска занятий нет никаких причин, и к исполнению должностных обязанностей он готов приступить уже завтра.

– Вот как? – по лицу директора было видно, что слова подчинённого особого доверия у него не вызвали. – Вы уверены? Знаете, когда я видел вас в понедельник, вы не то что на здорового, на живого-то были не очень похожи. Честно говоря, я опасался худшего.

– О-о! – протянул Веттели легкомысленно. – Так это когда было! А сегодня уже среда.

– Среда, – рассеяно кивнул профессор. – Это вы верно подметили, именно среда! Я как раз сегодня собирался навестить вас в изоляторе.

– Спасибо, сэр! Только меня там уже нет. Отпустили, и даже разрешили гулять.

– Очень хорошо! Очень раз за вас, мой милый, – профессор ласково похлопал его по плечу. – Но знаете что? Отдохните-ка вы всё-таки до понедельника, так мне будет спокойнее. К тому же, мисс Топселл уже всё равно изменила расписание – не перестраивать же его ещё раз?

Последний аргумент чудесным образом усыпил остатки совести лорда Анстетта, и больше он эту тему не поднимал, и даже извечные тетради проверять не стал, хотя, конечно мог бы. Вместо этого он поделил остаток дня он между расследованием и Вергилием (тому, который Публий Марон, а не фокстерьер).

Сначала собрал и вписал в таблицу сведения о последней жертве: « Оскар Флайт: – внутренний двор школы, напротив центрального крыла – метательный нож – однокурсники – движение в окне второго этажа – ученик, 5 курс, очень глуп и склонен к патологической лживости – родители приёмные: отец (сотрудник министерства путей сообщения), мать, родная сестра».Ещё раз пробежал глазами графу «личность жертвы» и почувствовал обиду за симпатичного чудака Фаунтлери – в какую-то неподходящую компанию тот затесался.

Потом отправился в библиотеку, углубился в чтение текстов и учёных статей, попутно в памяти всплыло кое-что со школьных лет, и ближе к полуночи мнимый знаток Вергилия мог если не сделать по его творчеству собственные комментарии, то, по крайней мере, поддержать разговор.

Наверное, это вредно, читать так много античной поэзии на ночь. Сначала долго не получалось заснуть, потом замучили сны о козах, овцах, коровах, упитанных амурах с колчанами красно-белых стрел и пастухах, излишне чествующих Вакха. Проснулся с несвежей головой и смутной, неоформленной тревогой в душе. Какая-то маленькая, незаметная заноза сидела в ней и мешала быть счастливым. Так бывает, когда забудешь что-то важное, и знаешь что забыл, и мучительно, но бесплодно пытаешься вспомнить. Что-то было вчера неприятное, ускользнувшее от внимания… Что это было, когда?

– Что ты ходишь как сомнамбула? – встревожилась Эмили. – Тебе нехорошо? -

• –  Нет, хорошо мне, я даже сказал бы, прекрасно!

– продекламировал он нараспев, гекзаметр оказался заразительной штукой.

• –  Только вот память меня, к сожаленью подводит,
• никак не припомню,
• что я такого вчера на прогулке видал!

Вместо того, чтобы успокоиться, она встревожилась ещё больше:

– У тебя провалы в памяти?! Я говорила, тебе ещё рано вставать…

– Нет у меня никаких провалов, клянусь! – он перешёл на нормальную речь. – Вчера заметил краем глаза что-то странное, но отвлёкся и упустил из виду. Теперь хочу вспомнить, и никак. А оно, кажется, важное.

– Ты действуй по системе, – посоветовала Эмили. – Повтори мысленно всю прогулку, шаг за шагом, (ох, знала бы она, что это была за прогулка!) и вспомнишь.

– Нет, – возразил он, хотя идея сама по себе была хорошей. – Мысленно – не стану. Повторю-ка я её в действительности (по своей стороне, разумеется!), вдруг снова наткнусь?

…Половину дороги до леса он шёл по собственным следам. Потом они оборвались – значит, именно здесь он нечаянно перескочил на чужую сторону.Выглядело это странно – шёл человек, и вдруг не стало, будто взлетел.