– Что вам здесь нужно? Кто вам позволил войти? Уходите! Уходите, или я велю своим людям прогнать вас!
Она была так прекрасна, что, позабыв свое возмущение, несчастный упал к ее ногам, готовый обожать ее:
– Сжальтесь! Соизвольте хотя бы выслушать меня!
– И не подумаю! Мало того что вы меня предали, вы еще и докучаете мне! Я жду кое-кого, но это не вы.
– О, я знаю! Вы ждете того, кому написали вот это? – произнес он дрогнувшим голосом, протягивая руку с письмом.
Она взяла письмо, сделав вид, что читает, после чего бросила бумагу в огонь.
– Как оно попало к вам? – сухо спросила она. – Вы его выкрали?
Он поднялся с колен и сделал несколько неуверенных шагов, очарованный этой женщиной, в которой воплотились его самые безумные желания:
– Нет, клянусь честью! Ваш слуга принес мне письмо, и, разумеется, я его прочел. Откуда мне было знать, что оно адресовано другому?
– Этот дурак, должно быть, ошибся и отдал мсье де Лувиньи то письмо, которое предназначалось вам, и в нем речь шла совсем о другом.
– Что же вы мне написали?
– Что не желаю вас больше видеть, потому что вы не только трус, но и глупец, предавший всех, кто в вас верил! Вашего друга принца Гастона, этого беднягу д’Орнано и меня, которая к тому же поверила, что нашла в вас мужчину, которого так долго искала!
– И вы думаете, что нашли его теперь в лице Лувиньи?
– Почему бы и нет? Он-то уж не станет глупо колебаться и, как мальчишка, плакаться в жилетку дядюшки, вместо того чтобы доказать мужество, которого я жду от него. Достаточно вспомнить его дуэль с Шарлем де Монши д’Окенкур.
Эта дуэль вовсе не была славной: перед тем как скрестить шпаги, Лувиньи предложил снять шпоры и, воспользовавшись доверчивостью противника, едва тот нагнулся, ударил его, нанеся рану, от которой тот не скоро оправился. Шале поморщился:
– Вы же не хотите сказать, что восхищаетесь этой подлостью?
– Никто не стал бы ею восхищаться, но это не означает, что он не тот, кто мне нужен. Если я попрошу его убить кардинала, он не станет болтать об этом всему свету. Он будет действовать и получит обещанное ему вознаграждение.
Продолжая говорить, Мария снова прилегла на диван, постаравшись сделать так, чтобы теперь была видна не только ступня, но и часть прелестной ножки, отчего молодой человек залился румянцем.
– И с ним вы намерены рассчитаться авансом? – раздраженно бросил он.
– То, что я намерена делать, касается только меня. Я желаю смерти этого проклятого Ришелье, чтобы принц смог надеть корону и жениться на королеве.
– Одной смерти кардинала недостаточно! Понадобится еще...
Мария язвительно засмеялась:
– Смерть короля? Если Господь не позаботится об этом достаточно быстро, мы сами подумаем, что нам делать. Этому вечно больному будет лучше в раю! А теперь извольте оставить меня! Я написала вам, что не желаю вас видеть, и мои чувства не изменились! Убирайтесь!
– Чтобы уступить место Лувиньи? Никогда!
– Именно! Если он сделает то, что я хотела от вас. Я буду принадлежать тому, кто мне принесет усы кардинала! С головой слишком много хлопот. Я согласна дать вам еще один шанс! Смотрите сами, стоит ли попытать его!
Грациозным движением она снова соскользнула с дивана, сделала несколько шагов, после чего быстро сбросила с себя халат. В одно мгновение она предстала перед ним обнаженной, точно восхитительная статуя из нежной плоти, окутанная золотыми отблесками пламени и увенчанная огненной короной роскошных волос.
Ошеломленный, он протянул было руки, чтобы обнять эту неправдоподобно прекрасную грезу, но она уже подобрала халат и исчезла за дверью, спрятанной в стене за деревянной панелью, оставив позади лишь насмешливое эхо.
Не рискнув ломиться в дверь, Шале ушел в жестоком смятении. Ришелье, поблагодарив его за предупреждение, предложил ему звание полковника, если он согласится использовать свое влияние на принца, чтобы убедить его вступить в брак. Это был фактически выбор между чувством и долгом. Не лишенный воинских талантов, Шале видел в этом назначении путь к великой карьере, в конце которой ему уже рисовался маршальский жезл. Но было и другое сводящее с ума видение: восхитительное тело, желание обладать которым отныне не покидало его.
Победу одержала женщина. Утром он прислал к ней своего лакея с письмом, в котором полностью подчинялся ее воле, заклиная, однако, не продлевать чересчур его мучения. «Ваша красота свела меня с ума, – писал он. – Делайте со мной все, что хотите, только, молю вас, утолите огонь, что снедает меня...»