121  

Мария не стала спорить, она была слишком хитра, чтобы не понять, что скрывается за этим внезапным благоразумием: Шале наслушался пения сирены по имени Ришелье, который, должно быть, наобещал ему золотые годы! Между тем Шале продолжал:

– В любом случае я не представляю, как мы сможем теперь этому помешать: король только что отправил маркиза де Фонтене с отрядом из пятидесяти рейтаров в Париж за мадемуазель де Монпансье. Как только она окажется здесь, брак можно считать решенным делом!

– И вам этого достаточно? Что ж, почему бы и нет? Я тоже могу этим ограничиться. Только вам тогда придется ограничиться лицезрением меня издалека. Никогда больше не заговаривайте со мной. Или я публично, а не в тайном письме, назову вас трусом!

– Вы меня прогоняете?

– А вы как думаете? Разве вы сейчас не предаете меня?

– Ни в коей мере. Мы столкнулись с непреодолимыми трудностями, и в данный момент упорствовать было бы безумием. Это вовсе не повод ссориться. Сжальтесь! Вы же знаете, как я люблю вас!

– Так докажите это, вместо того чтобы блеять подле моих юбок! Будьте мужчиной, черт побери! Возможно, тогда я вновь смогу стать вашей женщиной! Хотя – нет! Попрощаемся сейчас же и ступайте выслуживаться перед вашим дорогим кардиналом! Мне не составит никакого труда найти вам замену. Во всех отношениях!

– Нет, прошу вас! Только не это! Дайте мне еще один шанс! Я увижусь с принцем, он прислушивается ко мне, и, думаю, мы сможем убедить его отказаться даже сейчас от свадьбы до тех пор, пока мы не подготовим все для его бегства, ибо не следует обольщаться – в конце концов его заставят жениться на мадемуазель де Монпансье...

– Тогда принимайтесь за дело, и чтобы подбодрить вас...

Мария подошла к нему, обвила руками его шею и подарила ему долгий страстный поцелуй. На какой-то момент она прижалась к нему вся целиком, и от этого прикосновения, от запаха ее духов кровь его закипела, но она выскользнула из его рук, прежде чем он успел поймать ее.

– Позже! – шепнула она. – Я сумею вознаградить вас, будьте уверены, и даже щедрее, чем вы можете себе представить.

Шале снова отправился к Гастону Анжуйскому.

Некоторое время обстоятельства благоприятствовали планам Марии. Кардинал, бледный, но твердо стоящий на ногах, приехал к королю, и тот решил отправиться в Нант, чтобы там председательствовать на местном совете и самому определить стадии мятежа, в который вовлек Бретань Сезар де Вандом: он не хотел оставлять позади себя не до конца искорененное зло. Свадьба Гастона состоится там, вот и все! Впрочем, невеста задерживалась, и ей нужно было лишь ехать в указанном направлении. Это давало небольшой запас времени Марии и горстке дворян, все еще остававшихся на посту, для того чтобы продумать и осуществить их план. У медали, однако, была и оборотная сторона: расстояние до границ королевства из Нанта было больше, чем из Блуа, если только не следовать морем.

Королевский кортеж покинул Блуа двадцать седьмого июня. Мария и королева приободрились – Шале, похоже, удалось повлиять на принца: тот опять капризничал, заявляя всем, кто был готов его слушать, что, поразмыслив, он все меньше и меньше хочет жениться на Монпансье, как бы богата она ни была! Он слышал, что у нее слабое здоровье, и ему пока не слишком нужна жена.

Двадцать девятого июня прибыли в Сомюр. Там-то и произошел инцидент, в очередной раз потрясший хрупкое здание, которое Мария отчаянно пыталась возвести вокруг Анны Австрийской.

Лувиньи с юмором отнесся к истории с перепутанными письмами. Он тихо отдал Шале адресованное ему послание и от души посмеялся: не следует воспринимать всерьез оскорбления, брошенные женщиной в минуты гнева, его друг достойно участвовал в военных кампаниях, что снимало с него все обвинения в трусости. В то же время ему было любопытно узнать, что же такое мадам де Шеврез написала ему. Шале непринужденно ответил, что в записке не было ничего существенного и он даже не помнит, что с нею сделал: герцогиня в изысканных выражениях просила прощения за то, что не может в настоящее время побеседовать с ним наедине, как он просил. После чего он тотчас же предупредил Марию о том, что не выдал ее. Двор постоянно переезжал в последнее время, что в какой-то степени придавало правдоподобия этой версии, и Лувиньи принял ее. Или по крайней мере сделал вид, что принял, не перестав при этом ухаживать за Марией.

– Кто не рискует, тот не выигрывает, – признался он Шале. – Она отдает предпочтение вам, но она может и передумать. Но это не должно помешать нашей дружбе.

  121  
×
×