Призрачный замок

— Спасибо!

Она подождала некоторое время, а потом спросила:

— Разве мы не скрепим наше решение поцелуем?

— Знаешь ли, Джессика, даже у рыцаря есть предел благородству!

Джессика улыбнулась и потянулась, как шаловливый котенок. Господи, благослови всех рыцарей, но иногда они несколько действуют на нервы!

12

Джессика сделала как раз то, чего не хотел делать Танкред.

Когда они приехали в дом его родителей, день уже клонился к закату, поскольку после бессонной ночи Танкред довольно долго спал утром, а Джессике не хотелось его будить.

Родители Танкреда были не только рады увидеть их, но и несколько удивлены. Молодой Паладин рассказал им о побеге Ульфельдта.

— Об этом надо немедленно доложить, — решил Александр. — О чем ты думал, Танкред?

Что можно было на это ответить?

— Я думаю, что о побеге уже известно королю. Если… — неуверенно ответил Танкред.

— Мне кажется, тебе надо ехать в Копенгаген. Кроме того, тебе ведь не хочется попасть в тюрьму?

— Да-да, конечно. Но я попытаюсь умилостивить вас, сообщив, что я просил руки Джессики, и она ответила мне согласием. Ну как?

— Прекрасно! — воскликнула Сесилия. — Я никогда не думала, что ты решишься на это!

После отъезда Танкреда Джессика собралась с силами и направилась к его родителям.

Они радостно встретили ее, усадили и принялись вспоминать о детстве Танкреда и обсуждать будущее молодых людей.

Джессика чуть не расплакалась, чувствуя, как тяжело приходится Сесилии и Александру сейчас, когда их сын так изменился.

Наконец она улучила минутку, когда Сесилия встала и объявила:

— Мне нужно пойти на кухню отдать приказания насчет обеда. Сегодня у нас праздник!

Сразу же после ее ухода Джессика тихо сказала Александру:

— Мы можем поговорить?

Он удивительно взглянул на девушку:

— Конечно. У тебя какие-то проблемы с деньгами? Или ты хочешь обсудить проблему с Аскинге?

— Нет.

— Ну что ж, пойдем поговорим в кабинете.

Он прохромал в кабинет, пропустил девушку вперед и закрыл дверь.

— Ну так что же это за дело? — ласково улыбнулся Александр.

Джессика была так напугана! Но делать нечего. Она сглотнула и храбро произнесла:

— Сегодня Танкред рассказал мне о том, что его так долго мучает.

— Что? — Александр вскочил со стула. — Я должен позвать Сесилию.

— Нет-нет, подождите. Может быть, позже. — Он строго посмотрел на Джессику. — Мне очень трудно говорить об этом, и я прекрасно понимаю Танкреда. Он запретил мне говорить с вами, но я все-таки решила сделать это. Мне кажется, это единственно правильное решение. — Александр кивнул. Она вновь сглотнула и продолжила: — Танкреда шантажируют. Вот уже больше года. Человек по имени Ханс Барт.

Она надеялась, что отец Танкреда рассмеется или ничего не поймет, но он внезапно побледнел.

— Что?!

Джессика даже испугалась, что маркграф потеряет сознание… Но он взял себя в руки, встал и прошелся по комнате. Затем неожиданно открыл дверь и крикнул:

— Сесилия!

В голосе его слышалась растерянность и гнев.

— В чем дело? — раздался голос матери Танкреда. — Что привело тебя в такую ярость?

Она вплыла в комнату, красивая и элегантная, как всегда.

— Танкред доверился Джессике, — с серым, как пепел, лицом сказал Александр. — Его шантажирует Ханс Барт.

— О, Господи! Только не это! — простонала Сесилия. — Бедный маленький Танкред! — Для нее он был все еще ребенком.

Александр восклицал тем временем с пафосом оскорбленного отца из древнегреческой трагедии:

— Мой сын! Мой сын! Он поднял руку на моего сына!

— А ты знал, что его выпустили на свободу?

— Я совершенно забыл о его существовании! Это мой Немесис. О Господи!

— Хорошо, а теперь расскажи нам все, Джессика! Мы все уладим. Мы скажем свое слово.

— Нет, нет! — пробормотала Джессика. — У этого человека есть какое-то письмо.

— Письмо? — удивился Александр. — Я никогда не писал ему.

— Вот и я то же самое сказала Танкреду, — живо отозвалась Джессика. — Все это просто шантаж.

Она чуть не плакала. Все было еще хуже, чем она предполагала. Александр ничего не отрицал, а Сесилия обо всем знала. Джессике хотелось бросить со всех ног из этой комнаты и поискать защиты у Танкреда, но он уехал.