Последнее поколение

Существовал только один способ прерывания голодной анорексии – накормить насильно. Одна-единственная ложка, проглоченная вовремя, могла спасти жизнь человека. Но добрые Создатели, как же трудно заставить его этот глоток сделать! Какое отчаянное сопротивление нужно для этого преодолеть! Гвейрана всегда удивляло, откуда берётся столько силы в истощённом теле умирающего: минуту назад на ногах человек не держался – и вдруг словно бес в него вселяется: бьётся так, что троим здоровым санитарам не удержать.

Но теперь был другой случай – нетипичный. Тоже ничего хорошего. Цергард замер неподвижно, вытянувшись, запрокинув голову, судорожно стиснув зубы – без ножа не разожмёшь. Активное сопротивление обычно оказывается недолгим, пассивное может длиться часами. В этом случае самое верное средство – зажать нос, чтобы заставить открыть рот для вздоха. Срабатывает в том случае, когда все зубы на месте, и нет возможности дышать через их лунки.

К счастью, зубов у цергарда Эйнера имелся полный комплект. Какое-то время он задерживал дыхание, но потом не выдержал, и чуть приоткрыл рот. Дальше – дало техники. Регарду Гвейрану такую процедуру, в своё время, приходилось проделывать сотни раз. Вкатил-таки полную ложку хверсового варева, сразу зажал рот ладонью, чтоб не выплюнул, надавил на горло, вызывая глотательный рефлекс…

А дальше наступали мучительно долгие секунды ожидания: или-или. Если по прошествии их буйство продолжалось – значит, всё было напрасно, время упущено и больной обречён. Так происходило очень часто. Слишкомчасто. Но не в этот раз.

Гвейран не успел досчитать до контрольной сотни, как тело церангара, только что вытянутое, как струна, бессильно обмякло. Из груди вырвался болезненный вздох. И сердце Вацлава Стаднецкого зашлось такой неожиданной радостью, будто родной брат на его глазах оживал, а не чужая тварь с чужой планеты.

Несколько минут цергард Эйнер продолжал лежать неподвижно, только две слезинки выкатились из-под прикрытых век, каплями стекли за уши. Потом он медленно, очень нехотя открыл глаза. Встретился взглядом с пришельцем. У того было бледное лицо, перепуганное но счастливое. Цергард тихо всхлипнул.

– Ну всё, всё уже хорошо, мальчик, – сказал пришелец, ласково провел большой жёсткой ладонью по мокрой щеке. Помог приподнять голову, поднёс ложку ко рту – Давай-ка ещё глоточек… Вот так… – по привычке чуть не сказал «за папу, за маму», но вовремя сообразил, что ни папы ни мамы у мальчика давно уже нет.

Цергард Эйнер ел с закрытыми глазами. Было ему нестерпимо стыдно, и в то же время невероятно хорошо ощущать, что впервые за много лет он не один, и хотя бы несколько минут в этой жизни можно ни за что отвечать, ни о чём не заботиться, потому что кто-то другой есть рядом, и заботится о нём самом, как о маленьком ребёнке. Честное слово, он чуть не расплакался окончательно! Еле удержался. Хотя большинство на его месте не удерживалось, происходила разрядка после нервного напряжения – особенность церангарской психофизиологии.

Он проглотил ложек десять, и с удовольствием съел бы ещё столько же, но процесс поступления вдруг прекратился. Тогда он снова открыл глаза.

Пришелец смотрел на него выжидающе. Миска была у него в руках, ещё не пустая.

– А можно мне ещё? – попросил тихо и хрипло, голос отчего-то пропал. – Так хочется…

– Попозже. Сразу много нельзя, – был ответ.

И Эйнер разочарованно вздохнул:

– Великие Создатели, какая же вкусная штука! Всю жизнь бы ел!

Тут Гвейран вспомнил о соплеменниках, бестолково топтавшихся рядом, и разозлился:

– Ну, какого чёрта столпились? Представление вам тут, что ли?

Люди разошлись, подавленные и тихие. Потому что каждому стало ясно: если от голода у вас на глазах едва не умирает представитель верховной власти, значит, ваши собственные шансы на выживание стремительно падают к нулю.

– Спасибо, – пошептал цергард. Он был рад, что посторонних разогнали.

– Закрой глаза и спи, – велел пришлец, – я принесу одеяло.

– Нет! – испугано запротестовал Эйнер. – Мне пора идти! Заметят! – он попытался сесть, но сильные руки его удержали, заставили лечь снова.

– Полчаса, – сказал Гвейран, – потом я разбужу, обещаю. Идти ты сейчас всё равно не сможешь, завалишься где-нибудь в коридоре, и будешь лежать, как пьяный сирота, пока не подберут.