Любовь Люцифера

Марсель и Сага переглянулись. Обоим было интересно, что же лежит на его странной тележке.

То, что лежало там, не было слишком тяжелым или громоздким. Этот груз вполне можно было нести в руках.

И все же эта тележка пугала ее.

С мрачным видом Пауль снова выкатил ее.

Облава — если так можно было назвать охоту на человека — ушла в сторону. Сами же они отклонились теперь от выбранного ими направления.

— Теперь мы можем идти дальше, — спокойно произнес Марсель.

Он все больше и больше брал на себя роль лидера. Пауль больше не разыгрывал из себя аристократа, на уме у него теперь было что-то другое. И было приятно видеть, как Марсель берет на себя роль сильного, роль лидера. Для того чтобы раскрыться, ему требовалось куда больше времени. Люди никогда не склоняются перед немногословным авторитетом. Им требуется время, чтобы признать его.

Личность же Пауля уже не казалась такой потрясающей, как прежде. Но он остался самим собой, переменив лишь характер поведения. От этого он становился загадочно-устрашающим. Казался просто жутким!

Пауль не мог остаться с Сагой наедине ни на миг. Ни на секунду! Марсель постоянно был рядом с ней, внимательный и настороженный.

Его нежная сила была для нее теперь единственным утешением, единственным убежищем от всего того жуткого, что виделось ей этим вечером в лесу, от нарастающего, неведомого, непонятного страха.

Пауль был в ярости оттого, что ему не удавалось сойтись с ней. Она замечала, что он весь кипел, и это обнажало перед ней жуткую истину.

Но для нее становилось все более и более очевидным то, что он не может выйти из своего человеческого обличия, и это утешало.

Пока он находился на земле, он мог быть только лишь человеком и не больше. Так что они могли бы улизнуть от него.

Она больше не осмеливалась произносить вслух имя Люцифера. Ей трудно было выносить недоверие Марселя.

И в то же время она усмехалась про себя. Что за немыслимые фантазии приходят ей в голову! Люцифер? Она сошла с ума или…

Но тут к ней снова вернулось беспокойство. Осторожнее, Сага, осторожнее! Думай о своем предназначении! Не давай себя одурачить Паулю с его сияющей красотой! Он опасен, смертельно опасен, и то, что он встретился на твоем пути, ужасное несчастье. Ты должна спасаться от него!

Она хорошо понимала, что это не ее собственные мысли. Это духи Людей Льда, находящиеся по ту сторону урагана, пытались направить ее на путь истинный.

Но как она могла следовать их совету? Как могли они с Марселем избавиться от него?

У них была только одна возможность: усыпить Пауля фон Ленгенфельдта…

Графа фон Ленгенфельдта? Она давно уже перестала верить в этот титул. Но Люцифер вряд ли мог так хорошо вжиться в обличие обычного человека, хотя бы даже и графа, это было ясно…

Иногда ей в голову приходила такая мысль: «Это не я брожу по ночному, заколдованному лесу и вспоминаю старинную легенду. Я лежу дома в своей постели, и мне снится сон, и скоро мать и отец разбудят меня и скажут, что сегодня воскресное утро, поэтому я могу позавтракать в постели, если хочу. И за окном светит солнце, и листва сверкает и шелестит на ветру, и передо мной целая жизнь, беззаботная и радостная…»

Но она знала, что давно стала взрослой и что жизнь преподнесла ей суровый урок. Мать и отец навсегда покинули ее, короткая история с Леннартом закончилась, и конец ее тоже был жестоким. Теперь она боролась за свою жизнь и за свою судьбу; теперь она должна была осуществить то, для чего родилась на свет.

И ее призвание не имело никакого отношения к этому жуткому лесу. Через полчаса они набрели на покинутую усадьбу в лесу. Сага вздохнула с облегчением.

— Здесь мы и остановимся, — решил Марсель.

Все были согласны с ним. Не зная, сколько им еще придется идти, они решили передохнуть. Был уже поздний вечер, стало совсем темно, и ветер завывал в кронах деревьев. Малоприятный вечер! Просто отвратительный вечер! Сага никогда не замечала за собой такого мрачного, упаднического настроения, и видимых причин для этого настроения не было. Ее угнетало что-то еще помимо страха.

Покинутая усадьба была не слишком обустроенной, но у них, по крайней мере, была теперь хоть крыша над головой.

На этой зарастающей молодой порослью вырубке они чувствовали себя не так, как в лесу. Здесь царил странный, усыпляющий покой. Полуразвалившиеся дома наводили на мысль о давно ушедших, тяжелых временах, о скорби и печали. Сага сказала, что это была финская курная изба, с четырехугольным отверстием для выхода дыма над печью из огнеупорного кирпича, с толстыми потолочными балками. На опушке леса стояла деревянная баня, вернее, то, что от нее осталось, а также старинный амбар финского типа. Срубленный в лапу жилой дом сохранил свой первоначальный вид, и конек крыши устремлялся вверх двумя острыми концами, хотя сама крыша во многих местах уже провалилась.