Любовь Люцифера

Но какой устрашающий облик! Закрыв глаза, она пыталась побороть в себе липкую чувственность, похотливые желания.

Все эрогенные зоны на ее теле подвергались теперь последовательному, целенаправленному воздействию. Она ощущала приятный зуд в сосках и на внутренней части бедер, словно кто-то гладил ее пальцами. Она чувствовала, что вся горит, вся переполняется таким возбуждением, на которое, как она думала, была не способна. Издав тихий стон, она крикнула как можно более властно:

— Поди прочь, Люцифер! Я хочу принадлежать не тебе! Я хочу принадлежать Марселю, ты это знаешь! Отправляйся обратно в свою преисподнюю! Я не хочу иметь с тобой никакого дела!

В воздухе послышался ужасающий треск, задрожала земля. «Господи, я не должна была говорить о Марселе, — в отчаянии подумала она. — Этот демон преисподней не должен мстить ему!»

Марсель больше не подавал голоса, и это пугало ее.

И она увидела, как из красновато-серой полутьмы к ней приближается огромная фигура. Повернувшись, Сага бросилась бежать сама не зная куда, лишь бы скрыться.

Он неотступно преследовал ее. Казалось, он не бежал, а просто скользил среди деревьев, держась всегда на том же самом расстоянии, чтобы она не смогла ясно рассмотреть его, чтобы он казался ей какой-то тенью в тумане. Воздух вокруг нее дрожал от вожделения, нечистой страсти, мрачного гнева. Она мысленно видела перед собой голову, лежащую в ящике в амбаре, и понимала, что ее ждет такая же участь, если она не подчинится. А возможно, и в случае ее покорности… Может быть, именно так он расправлялся с беззащитными жертвами?

Потеряв следы Марселя, она бежала теперь наугад, куда придется. И все это время она подавляла в себе желание повернуть назад и встретиться с преследующим ее духом. Но она не хотела этого, не хотела…

И тут она вспомнила про мандрагору, вспомнила о том, что до этого мысль о ней придала ей мужество.

— О, духи-защитники, — тихо взмолилась она. — Я знаю, что вы не можете помочь мне. И все-таки я прошу вас о помощи! И ты, мандрагора, к которой я никогда не осмеливалась приближаться, дай мне силы! Помоги мне!

Мысль о мандрагоре стала для нее светом во тьме. Она внезапно поняла, что, если бы мандрагора была теперь у нее в руках, она должна была повернуться и поднять ее, тем самым преграждая путь преследующему ее демону.

И так велико было ее желание иметь при себе мандрагору, что она убедила себя в том, что действительно держит мандрагору в руке, повернулась назад и подняла руку властным движением.

— Отстань от меня, черный ангел! — крикнула она так, что скалы ответили эхом. — Не прикасайся ко мне! Я не желаю принадлежать тебе, будь ты в облике графа Пауля фон Ленгенфельдта или в своем нынешнем обличье!

Мощная вспышка света ослепила ее так, что она отпрянула назад. И она снова бросилась бежать, не разбирая дороги, преследуемая разъяренным демоном.

Но ей не удавалось спастись от него. Она чувствовала за своей спиной его возбуждающее воздействие, она знала, что безнадежно погибла, но не желала сдаваться без борьбы. У нее жгло в груди, она ощущала на губах вкус крови, она валилась с ног…

Но ей стало казаться, что грохот постепенно затихает, что в воздухе уже не чувствуется такого эротического напряжения.

Самовнушение?

Сага не осмеливалась остановиться и проверить, так ли это на самом деле. Задыхаясь, она бежала дальше, от дерева к дереву. Ей показалось даже, что вожделение, разлитое по ее телу, стало ослабевать, но уже в следующий миг она снова почувствовала его — и снова оно ослабло. Она была настолько перепугана, что даже была не в состоянии толком разобраться во всем, она только бежала и бежала, пока совсем не выбилась из сил. В полном изнеможении она упала на покрытую мхом землю. И последнее, что она заметила, было нормальное освещение, какое бывает на рассвете. Но даже в этом она не была уверена.

Что же с ней произошло?

Она не осмеливалась думать об этом.

Пролежав на земле несколько секунд, она услышала какой-то слабый, неразборчивый крик. Но она узнала, кто звал ее в лесу. Это был голос Марселя.

Осторожно подняв голову, она стряхнула со щеки кусочки мха.

Сказать, что все пришло в норму, было бы преждевременно. Все было покрыто пеленой тумана. В воздухе по-прежнему царила атмосфера вожделения, она была настолько плотной, что лесу понадобилось бы время, чтобы полностью очиститься от нее.