Смертный грех

Корнелия попыталась выдавить из себя пару слезинок.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал. Но мне жалко твоих родителей.

— Только посмотрите, какой прогресс! Корнелия, урожденная графиня Эрбах-Фрейберг, может, оказывается, думать о других!

— Ты просто грубиян! — надув губы, произнесла она.

— Дорогая Корнелия, мы оба стали старше. Мне девятнадцать, а тебе… Да, кстати, сколько тебе лет?

— Скоро одиннадцать.

— Точно. Так что мы должны быть разумнее. Ты ведь понимаешь, что я должен уехать. Ты умеешь читать и писать?

— Конечно! Ты ведь не думаешь, что я такая же как простые крестьяне и слуги в нашей деревне?

— Послушай, ты, маленький, негодный сноб! — сказал Тарье и встряхнул ее за плечи. — Я сам принадлежу к числу тех, о ком ты говоришь с таким презрением. Я не хочу видеть у тебя такие замашки, в противном случае наша дружба прекратится. Поняла?

Теперь ей действительно удалось выдавить из себя пару слезинок.

— Не ругай Корнелию, — всхлипывала она. — Не надо, Тарье! Я буду послушной!

— Хорошо. Ты умеешь писать письма?

— Да, — просияла она. — Тетя Юлиана научила меня.

— Прекрасно! Тогда я напишу тебе, как только буду на месте. А ты мне ответишь. Согласна?

— О, да! Теперь у меня будет друг по переписке! Поскорее уезжай, чтобы я поскорее получила от тебя письмо!

— О, эти лживые женщины, — пробормотал Тарье по-норвежски.

Он получил в подарок от графа коня — за все, что сделал для них, в особенности для их драгоценного сокровища Марки Кристины. Конь намного облегчил его путешествие. Ему посчастливилось беспрепятственно добраться до Дании, и он прибыл в Копенгаген, где намеревался сесть на корабль, отплывающий в Норвегию.

Тарье казалось, что он слишком задерживается в пути. Он постоянно думал о том, как дома ждут пропавшего без вести старшего сына, не зная даже, жив ли он, считая дни и часы.

— Глупости, — сказал он сам себе, стараясь освободиться от фантазий.

И тут его охватило сильнейшее желание навестить свою кузину Сесилию. Реальное, острое желание увидеть Сесилию.

Но где жила Сесилия? Он знал, что в Габриэльсхусе, он сам писал туда. Но где это находится?

Простые расспросы дали быстрый результат. Это было совсем недалеко от Копенгагена.

Но стоило ли ехать? Стоило ли упускать корабль?

Желание навестить Сесилию становилось все сильнее и сильнее.

«Конечно, я должен встретиться с кузиной, раз уж я здесь», — думал он. Ему всегда приятно было общество Сесилии. А как там Александр? Этот парализованный и несчастный все еще жив?

Тарье хотел было переночевать на постоялом дворе в порту, но беспокойство гнало его вперед, и он решился: выехал из города и поскакал в Габриэльсхус.

Сесилия сидела возле постели Александра, сложив в молитве руки. Она была не из тех, кто докучает Господу изо дня в день, но теперь ей казалось, что у нее были причины просить Бога быть милостивым по отношению к хозяину Габриэльсхуса.

Александр лежал на животе, лицо его пылало от лихорадки. Глаза были закрыты, он дышал часто и прерывисто.

— Сесилия, — прошептал он.

— Да, любимый.

— Мне неудобно так лежать. Переверни меня на спину!

— Но…

— Я чувствую судороги в груди. Я лежу так уже два дня! Сделай так, как я сказал!

Она неохотно подчинилась. На его лице появилась гримаса, когда опухоль коснулась простыни, потом он успокоился.

— Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

— Я слушаю, мой друг. Вильгельмсен ездил к брадобрею, но тот сам болен.

— Сесилия, я совершенно забыл передать тебе фамильные драгоценности Паладинов. Они теперь твои. Ты давно уже должна была ими владеть.

— Нет, они принадлежат Урсуле!

Он устало покачал головой.

— Она свои уже получила. Эти твои. Вильгельмсен покажет тебе, где они лежат.

— О, Александр, не говори о таких пустяках! Могу ли я что-то сделать для тебя?

— Нет, спасибо. То, что случилось, к лучшему. Для тебя и для меня.

— Ты не должен говорить так, — печально произнесла она.

Ему стоило большого напряжения подбирать слова.

— Но это так, любимая! Моя жизнь была неудачной с начала и до конца.

— Вовсе нет!

— Я не был никем любим. Моя мать любила меня эгоистично, думая только о себе. Мой товарищ, юный Гермунд, ты помнишь, никогда не догадывался о моей любви к нему. Ханс Барт… да, Ханс был со мной до тех пор, пока это было выгодно ему.