Смертный грех

Он усмехнулся.

— Единственное, что я чувствовал, видя их семейное счастье, так это желание поскорее вернуться к тебе.

Сесилия не удержалась от слабой, неуверенной улыбки. Но ей предстоял еще ряд испытаний. Александр встал.

— Нет, я просто не могу усидеть на месте! Я твердо решил тогда объехать всех своих друзей. Я был у всех троих, Сесилия, я видел явные знаки внимания: осторожные прикосновения рук, похлопывание по плечу… — Он замолчал.

— И?.. — спросила она.

Александр подошел к ней, положил руки ей на плечи. Он был на голову выше нее — и был таким привлекательным!

— Любимая, могу я побыть с тобой? Несмотря на все, что ты вытерпела из-за меня? Я чувствую себя дома только рядом с тобой. Но не забывай, Сесилия, я ничего не знаю о будущем. Не то, чтобы я был уверен в этом, но может появиться вдруг мужчина, который снова вызовет у меня какие-то чувства.

— Никто из женатых мужчин или замужних женщин не догадывается, какими их создал Бог, и не могут гарантировать, что не влюбятся снова.

— Это так, но мой случай намного хуже. Намного мучительнее для тебя.

Она кивнула.

— И если это случится… что тогда?

— Ничего. Я убью эти чувства и останусь с тобой, конечно же.

— Этого я бы не хотела. Ты думаешь, это может произойти?

— Нет. Я уверен, что этого не случится.

— Почему ты так уверен?

— Потому что я ощущаю в себе нечто новое.

— Ты имеешь в виду последнее событие?..

— Нет. Нечто более сильное и более надежное.

— Что же это, Александр?

Он долго смотрел ей в глаза, потом притянул ее к себе и поцеловал. Долгим, требовательным поцелуем, говорящим больше, чем все объяснения.

И когда его губы оторвались, наконец, от ее губ, он прошептал глубоко прочувствованные слова:

— Я люблю тебя, Сесилия. Я давно уже любил тебя. Единственное, чего нам не хватало, так это физической близости. Чувственной любви. И та любовь, которую я испытываю к тебе, сильнее и определеннее прежней.

Сесилия улыбалась и вытирала слезы.

— А мне не нужно рассказывать, что я испытываю к тебе?

— Расскажи!

— Был краткий миг, когда моя любовь к тебе почти угасла. Когда мне пришлось смириться с твоими наклонностями. А вообще же я любила тебя все это время. Да, почти с самого начала…

— Любимая Сесилия! Я причинил тебе столько страданий!

— Мне было хорошо с тобой, ты же это знаешь! И я вступала в этот брак с открытыми глазами. И то, что время от времени нам было трудно, не твоя и не моя вина. Только одного я не могу понять, — сказала она, еще теснее прижимаясь к нему.

— Чего же?

— Нет, мне неудобно об этом спрашивать…

— Ты ведь не боишься меня?

— Нет, я просто стесняюсь.

— А вот этого-то как раз и не нужно делать. Мы должны быть открыты друг перед другом. Думаю, что нам необходимо добиться взаимопонимания во всем.

— Но это… такое личное!

— Я хочу услышать об этом, Сесилия! Я буду несказанно рад, если ты доверишься мне.

Спрятав лицо у него на груди, она сказал:

— Как тебе удалось так быстро… войти в меня?

— Это не было так быстро, Сесилия. Уже во второй раз, когда мы были вместе, я почувствовал, что в состоянии сделать это. Но я сам не верил в это. Твоя страсть, твоя красота, твое тело возбудили меня в конце концов до такой степени, что все получилось само собой. Я был целиком захвачен этим чувством.

Сесилия покраснела.

— Именно в этой роли я раньше был сам использован другим, — добавил он, — подчиняясь его воле.

— Да, — тихо сказала она. — Думаю, что это так. Я верю, что ты с самого начала был нормальным. Но, Александр, я думаю, что эти трудные годы принесли мне пользу. Они научили меня терпимости, пониманию тех, кто не такой, как все. Я увидела мир их глазами, узнала неприязнь, глупость и презрение окружающих и поняла их бессилие.

— Все это так, Сесилия. И я — исключение. Тех, кто может изменить себя, считанные единицы. Не следует забывать, что большинство никогда не сможет измениться и будет продолжать жить своей жизнью. И единственным спасением для них является терпимость со стороны окружающих. В противном случае их жизнь превращается в ад самобичевания и стыда.

Сесилия кивнула в знак согласия.

— Ты переселишься теперь ко мне, любимый друг? Моя кровать шире.