Метро до Африки

– В нашей семье я одна такая, – гордо говорила Лёка, – остальные только прикидывались ведуньями, изображали из себя особенных. А мне Господь дал дар, молнией ударил! Видишь следы на ноге?

Маленькая Юлечка верила мачехе, она ее очень любила. Да и было за что: Лёка заботилась о девочке, старалась ее баловать. А еще Юля заметила, что всем, кто просил у Леокадии пророчеств, та обещала одно хорошее. Ну, допустим, сообщала: «Тебе обязательно повезет, через десять лет ты разбогатеешь».

Даже став взрослой и разобравшись, чем занимается Лёка, поняв, что мачеха ни на что не способна и просто дурачит легковерных людей, Юля не переставала удивляться ее доброте и какой-то детской наивности. Самое забавное было в том, что Лёка верила: она помогает окружающим, дает им надежду. Лишь один раз Леокадия Бланк накаркала смерть, сказала коллеге Светлане: «Не продавай квартиру, муж все равно умрет, врач тебя обманывает, эффекта от лечения не будет».

– Зачем ты ее напугала? – спросила Юля у мачехи, когда рыдающая Светлана убежала из их квар­тиры.

– Понимаешь, – с тяжелым вздохом ответила Лёка, – доктора не могут лечить таких, как ее муж, я хотела уберечь Светлану от совсем уж ужасной жизни. Супруг умрет, а она очутится на улице.

Юля закивала. Она была в курсе многих дел, в том числе знала про подвал, вход в который вел из буфета. Кто и зачем оборудовал укрытие, Юлечка не интересовалась, но, когда к Леокадии приходили клиенты, девочка частенько спускалась в бетонный мешок и ждала своего часа. Через некоторое время Лёка незаметно для посетителя открывала дверь (у убежища имелся крупный недостаток – вход в него закрывался автоматически, едва нога ступала на пол, и освободить человека, находящегося в укрытии, можно было только снаружи). Услыхав тихий скрип, Юля выходила и замирала посередине комнаты. В гостиной мерцала одна свеча, спрятанный на подоконнике вентилятор колыхал белую ночнушку, в которую была облачена Юля, Леокадия заводила речь («медиум» вещала по необходимости то мужским, то женским голосом). Некоторые очень впечатлительные клиенты падали в обморок…

– Лёка с детства ловко имитировала чужую речь, об этом мне сказала Марфа, – шепнула я Дегтяреву.

– Это кто? – тихо спросил полковник.

Я махнула рукой:

– Потом, не мешай слушать!

Полина не обращала на нас внимания. Было ощущение, что вызволенная узница впала в гипнотический транс – она покачивалась из стороны в сторону, прижав к груди стиснутые кулаки, и вещала ровным, монотонным голосом…

Юле нравилось помогать людям, и она знала, что посторонним ничего о сеансах рассказывать нельзя. Леокадия с заработанных денег всегда хотела сделать девочке подарок, но все рубли у нее отнимал Андрон. Чем старше становилась Юля, тем меньше нравился ей родной отец. При чужих он был вежлив, а на самом деле жадный, грубый, жестокий, настоящий хам и мерзавец.

Шли годы, Андрон становился все нетерпимее, он часто устраивал Леокадии скандалы, обвинял ее во всех неприятностях и неудачах, а самое главное – постоянно упрекал в отсутствии денег. Андрон, кстати, приносил в дом копейки (он служил декоратором в театре, расписывал задники, рисовал на картоне замки, деревья, всякие интерьеры для спектаклей), но не забывал пару раз в неделю заявить супруге:

– Если бы не ты, я сумел бы создать великую картину. У меня таланта на пять Леонардо да Винчи! Только быт заел, ребенок есть хочет, и ты на шее сидишь.

Леокадия никогда не спорила с Андроном. Наверное, ей было неприятно слышать несправедливые упреки, но она не хотела раздувать скандал. Лишь один раз она потеряла самообладание и крикнула:

– Я работаю на износ, руки трястись начали! Все для тебя сделала, родную дочь вон из дома вышвырнула, и что взамен?

Андрон ударил жену по лицу и заорал:

– Кто из тебя великую пророчицу сделал? Забыла? А насчет девчонки… Сама была рада от нее избавиться. Кто постоянно ныл, что она слишком на отца своего похожа и поэтому вызывает у тебя тошноту?

Когда он ушел, Юля подбежала к рыдающей мачехе и сказала:

– Не плачь! Хочешь, я разобью свою копилку и куплю тебе торт?

Леокадия обняла девочку.

– Не надо, прости меня, нервы не выдержали. Наверное, я старею.

– О какой девочке говорил папа? – спросила Юля.

Лёка покрепче прижала к себе падчерицу.

– Не помнишь? Хотя вы же очень мало общались… У меня была дочь, ее пришлось отправить жить в деревню. Она родилась очень больная, могла умереть в городе. Больше ни о чем не спрашивай. Потом как-нибудь расскажу тебе, не сейчас.