Метро до Африки

– Ну, вам пока рано думать о старости!

– Никто не знает, где судьба настигнет, – по-бабьи вздохнула Марина, – вон Юлька! Бах – и нету!

– Я слышала о несчастье, – подсуетилась я.

– А вы Юлю знали? – заинтересовалась Марина.

– Общалась некогда с ее мамой, – обтекаемо ответила я, – мне вчера позвонили и сообщили страшную весть.

– Ой, вот здорово! – невесть чему обрадовалась беременная. А затем закричала: – Тетя Катя! Иди ­сюда!

Одна из пожилых женщин, толкавших туда-сюда коляски, вполголоса возмутилась:

– Марина! Не шуми! Только что ребенок уснул.

– Тут вы не дома. И одиннадцати вечера нет, – парировала девушка, – хочу и ору. Баба Катя!

– Тьфу прямо, – обозлилась старуха и начала с силой трясти короб на колесах, из которого незамедлительно полетел сердитый плач.

– Баба Катя! – надрывалась Марина.

– Что случилось? – спросили сверху.

Я задрала голову – на одном из балконов четвертого этажа маячила круглая фигура в ярко-красном спортивном костюме.

– Тут родственница Юльки, – завопила Марина, – по линии мамы! Может, мы зря на похороны собираем?

– Поднимитесь ко мне, – засуетилась женщина, – пожалуйста, не сочтите за труд.

Я пошла к подъезду.

– А деньги нам верните! – не успокаивалась Марина. – Если родственники нашлись, им и надо тратиться! У людей тут лишних рублей нет.

Тетка в спортивном костюме ждала меня на лестничной площадке.

– Уж простите меня, – извинилась она, – артрит замучил, лишний раз не спуститься.

– Мне нетрудно было подняться.

– В вашем возрасте я прыгала как кенгуру, – засмеялась пенсионерка и тут же осеклась: – Бога ради, простите. У вас горе, а я с хаханьками! Заходите. Хотите чаю?

– Не откажусь, – кивнула я.

– В момент спроворю, – пообещала хозяйка, – только сначала познакомимся. Катерина Андреевна я, но лучше без отчества, по-простому – баба Катя, мне так привычней.

– Даша, – представилась я.

– Вот и ладушки, – кивнула старушка. – Ну, чего же в дверях маемся?

Глава 12

– И с какого бока ты Юлечке родственница? – спросила баба Катя, подавая мне высокий фарфоровый бокал темно-синего цвета. – Вроде родни у них не было.

– Марина неправильно меня поняла. Я всего лишь хотела спросить про квартиру, будут ее продавать или нет. Если выставят на торги, кто этим займется?

– Ах ты господи! – явно расстроилась бабуся. – А я уж обрадовалась, что сброшу ответственность с плеч. Юля-то одинокая, вот и встал вопрос – кто ее хоронить будет. Ну я и затеяла сбор средств, поскольку старшая по подъезду.

С несвойственной пожилым и уж тем более тучным людям резвостью баба Катя метнулась к буфету и вытащила из ящика железную коробку из-под пе­ченья.

– Во, – сказала она, водружая на нос очки, – тут полная бухгалтерия, дебет с кредитом до копеечки. Первая квартира: Усаповы сто рублей отслюнили.

– Немного, – констатировала я.

– А где Верке больше взять? – протянула баба Катя. – Петька пьет, детей двое. Вот Ракитова из восьмой пожадилась – тысячу отсыпала. У нее мужик бизнесмен, ларек на остановке держит, могла и сотню долларчиков бросить. Ох люди! Злопамятные есть. И глупые, как Марина. Говоришь, квартиру купить собираешься?

Я закивала.

– Понимаете, я работаю в риелторском агентстве за процент, вот и приходится крутиться. Узнала, что в доме жилплощадь освободилась, и прибежала выяснить: не хотят ли родственники ее на сторону пустить. А девушка во дворе не разобралась.

Тут мой фонтан вранья иссяк. Не слишком удачную версию я придумала для оправдания собственного любопытства, сейчас баба Катя справедливо спросит: «Зачем же так торопишься? После смерти хозяйки должно пройти полгода, только тогда жилплощадь может перейти к наследникам».

Но старуха не заметила нестыковки.

– Ясное дело, если кушать захочешь – запрыгаешь. Знаю я, как бывает. В нашем подъезде в четырнадцатой квартире комната освободилась. Ермаковы померли, одинокая пара, без детей. Ну и заняли ее Фисуновы. Уж как они радовались! До небес скакали, что сумели комнату получить. В наши-то времена у государства ничего не выпросить, а им повезло. Поселились и зажили, а через два года с зоны родной брат Ермакова явился. О нем все забыли, думали, что умер, а он приехал. Суд затеял, теперь у Фисуновых не жизнь, а слезы. Вон, вчера, когда деньги собирала, я с Надькой говорила. Стоит в соплях, стонет: «Ой, баба Катя! Из нас опять хотят коммуналку сделать, маленькую спальню уголовнику отдать собираются». Чего только не случается! Хорошо, идем дальше по списку. Третья дверь на лестнице. Макаровы. Ну к ним я даже не пошла.