18  

Наступила звенящая тишина. Через некоторое время раздался звенящий от напряжения голос Натаниеля:

– Мы глубоко благодарны Вам, всемогущий господин, за Ваше великодушное предложение. Но позвольте нам сначала немного подумать. Вы предлагаете нам нечто настолько грандиозное, что нам нужно сначала подумать и осознать то, что Вы нам предлагаете.

– Хорошо, я согласен. А вы, всевозможные демоны, вы, Лилит и Тифон? Как вы относитесь к моему предложению?

– Только положительно. Мы уже давно тоскуем по Черным Залам, – выразил общее мнение Тифон.

– Великолепно! Руне, Халькатла! Вы не только будете жить в Черных Залах, вы войдете в мое самое ближайшее окружение.

Оба судорожно вздохнули. Они словно хотели что-то сказать, да только не осмелились. Вопросительно поглядели друг на друга.

Первой набралась смелости Халькатла. Тува, да и все остальные собравшиеся, испытали странное чувство, глядя как эта бесстрашная, не признающая никаких авторитетов ведьма вдруг пала на колени перед Люцифером, горячо моля его:

– Высокочтимый господин… Не истолкуй мои сомнения неверно, я глубоко Вам благодарна, но…

– Но что, Халькатла? – ему явно было немного забавно. – Говори что ты хочешь!

Она немного жалобно, но мужественно взглянула на Люцифера:

– Мне бы так хотелось пожить среди людей еще немного. Пусть этот мир несовершенен, но так заманчив. Может, совершенство может немного обождать? Но хоть совсем чуть-чуть.

Люцифер изучающе поглядел на ведьму:

– Мне кажется, что тебе не место здесь, на земле, в этом столетии, среди вечно сомневающихся людишек. Однако как хочешь! Даю тебе месяц. До ночи Иванова дня. А затем заберу к себе.

– Для меня это большая честь. Я знаю, что веду себя нагло, но… Простите меня, господин! Но… Руне ведь тоже останется здесь, на земле, в течение этого месяца?

– А это зависит от него самого.

Руне засмеялся. Смех его был легким и беззаботным. Заблестели снежной белизной зубы:

– Уж теперь, в моем новом облике… Конечно же хочу! Должен же я проверить реакцию людей на свой внешний вид.

– Да уж к дамам я тебя близко не подпущу! – моментально отреагировала Халькатла, ухватившись за руку человека-корня с ловкостью тигрицы.

– Итак, – подвел итоги Люцифер. Он явно был в превосходном настроении. – Вы будете самыми настоящими людьми! Не забудьте об этом!

– Конечно нет, – отвечал Руне.

Тува вслушивалась в разговор, затаив дыхание. Она страшно боялась, что кто-нибудь прочтет ее мысли. Люцифер обернулся к другой группе:

– Самик, предводитель таран-гаев! На чем вы остановите свой выбор?

Самик боялся так же, как и Тува. Но у него были другие причины для боязни.

– Господин, мы, конечно же, тоже хотим переселиться в Черные Залы…

Тува чувствовала, что Самику очень хочется сказать «но…». Нет, Самик не осмелился. Но Люцифер был начеку:

– И все же, в чем дело, Самик?

Таран-гай взял себя в руки:

– Видите ли, господин, мы не знаем как к этому отнесутся четверо наших духов. Они нам так много помогали, и потому…

– Все понятно. Я поговорю с ними и, надеюсь, мы найдем компромиссное решение. Места у меня хватит для всех.

– Мы будем Вашими самыми покорными слугами, господин, – облегченно выдохнул Самик.

Люцифер возложил руку на плечо сына:

– Что ж! Пусть живые возвращаются по домам, они и так уже довольно долго отсутствовали. А Марко пора приступать к следующему заданию: пролагать путь в мир людей. Надеюсь, что все вы поддержите Марко, – уже строго продолжил он, пронзив взглядом Туву. – Теперь мы увидимся только в ночь на кануне Иванова дня, у Гростенсхольма. Марко к тому времени подготовит мой приход. Во всяком случае я так надеюсь.

Он подозвал к себе всех существ, не принадлежащих миру земному. За исключением Руне и Халькатлы, и все они тут же исчезли. Людям осталось только удивленно озираться по сторонам.

Итак, на горе остались: Руне и Халькатла, а также Эллен, Тува. Тиили, Марко, Натаниель, Ян и Габриэл… Семеро живых и примечательная пара. Надо отметить, что Натаниель чувствовал себя плохо.

Халькатла, что-то радостно щебеча, побежала вперед. За ней двинулся более серьезно настроенный Руне. Люди последовали за ними не торопясь; каждый пребывал в глубокой задумчивости.

  18  
×
×